Глава 1. Третья попытка

Длинная тонкая сигарета истлела, а её дурманящий дым, растворившись в крови, успокоил дрожь в пальцах. Катце не было страшно — он дрожал от омерзения и боли, вынужденный раз за разом возвращаться в это место и смотреть в светлые, будто до краёв наполненные липким сиропом глаза. Трудно было сказать, что заставляло управляющего смотреть на него именно так: страх перед сильным и стремление угодить или давнее неудовлетворённое вожделение. Будь у него выбор, Катце ни за что больше не переступил бы порог Попечительского Центра, где на него обрушивались воспоминания и придавливали своей тяжестью так, что становилось трудно дышать. Знание правды о том, что такое Гардиан на самом деле, жгло изнутри, как кислота.

Так что встречи с заносчивым управляющим были не самым худшим из зол. На этот раз Кугер был не один: Манон сидел в стороне и, презрительно кривя рот, рассматривал представителя Танагуры, пока тот с равнодушным видом изучал профили выпускников. Наследник клана Кугеров не понимал, что правила игры изменились: властная рука расставила фигуры на доске, и в этой партии Катце отводилась роль ферзя, а управляющему Центром — пешки.

Гардиан — своего рода отчий дом. Здесь всё было знакомо с детства; прошло столько лет, но даже воздух в этих стенах остался прежним: лёгкая смесь запахов дезинфектора, свежего белья и едва ощутимого — пищи. Эти запахи въелись в память, но Катце уже научился игнорировать их — так же, как и свои воспоминания. Однако неожиданная встреча с Маноном будто окунула его в прошлое, от которого он бежал всю жизнь.

***

Смех и разговоры стихли, и ночную тишину спальни наполнило мерное сопение. Хэллан приподнялся на локте, чтобы получше рассмотреть лицо напротив.

— Псс! Рэйдо! Я знаю, что ты не спишь!

Ответом была тишина — Рэйдо старательно изображал глубокий безмятежный сон. Хэллан лёг и, зарывшись щекой в подушку, продолжил сверлить Рэйдо взглядом. Он видел, как подрагивают кончики белёсых ресниц. «Не спит ведь! Притворяется», — Хэллан тяжело вздохнул: он сам всё испортил.

В лунном свете отросшие пряди Рэйдо казались совсем белыми — «скучный цвет», как тот говорил о своих волосах. Он вообще был не слишком лестного мнения о своей внешности: его невысокий рост, плотное телосложение и не отличавшееся красотой лицо сочетались с жёсткими, упрямо торчащими во все стороны волосами и веснушками. Не слишком пленительный образ дополняли сильно оттопыренные уши — именно из-за них Рэйдо дразнили. Тот с обидчиками не церемонился и на замечания об ушах обычно сразу отвечал ударом кулака. Никто в шестом блоке не дрался так часто, как он. Со временем Рэйдо преуспел в этом настолько, что его перестали задирать, но от этого его жизнь не стала спокойнее, ведь он всё время искал приключений, а находил неприятности.

Хэллан и Рэйдо познакомились в медблоке Центра, тогда им было по восемь. Рэйдо как раз накануне перевели в пятый блок в надежде, что он будет меньше драться. В медблок оба попали по одной и той же причине — падение с высоты, а точнее — с дерева. Только Рэйдо полез на него, чтобы позаглядывать в окна третьего блока, где были дети старшего возраста, а Хэллан — чтобы посмотреть поверх высокого глухого забора, скрывавшего окрестности Центра. Обе затеи провалились с треском сломанной ветки: Хэллан расцарапал себе живот, съехав вниз по сучковатому стволу, а Рэйдо свалился на постриженный газон и сломал руку.

— Классно, что не правую, а то как бить в случае чего! — рассмеялся он, приподняв левую руку, заключённую в специальный фиксатор. Казалось, Рэйдо ничуть не огорчился плачевным итогом своего приключения. В медблоке он уже бывал и гордился своим первым браслетом пациента — прозрачной полоской пластика, в которую раньше был вмонтирован чип. Рэйдо украсил его своими художествами и никогда с ним не расставался.

Перед тем, как впервые заговорить с Хэлланом, он долго рассматривал его.

— Тебя будто по заказу делали! — наконец сказал он и тут же добавил: — Я по сравнению с тобой ну... как Керес и Танагура... Ты такой высокий и красивый... мне нравятся твои волосы: они похожи на солнце, когда оно садится в верхушки деревьев... Тебя точно когда-нибудь заберут в Танагуру!

Хэллан только смущённо улыбался, глядя в тёмно-зелёные глаза, обрамлённые короткими светлыми ресницами.

Напрасно «маман» блока и воспитатели возлагали надежды на эту дружбу. Хэллан обладал спокойным нравом и слыл умником, показывая самый высокий уровень обучаемости в своей возрастной группе, но тоже был дисциплинированным лишь на первый взгляд. Он был очень любознательным, особенно в том, что касалось компьютера, его страсти, области, где послушание слишком часто проигрывало любопытству.

На последнем году обучения Хэллану взбрело в голову поискать щели в высоченном заборе, отсекавшем территорию Попечительского Центра от остального мира. Покой Гардиан, где подрастала смена обслуживающего персонала для Танагуры, берёг ещё один невидимый, но грозный страж — силовой барьер. Изнутри доступ к нему был закрыт защитным ограждением, за пределы которого могли заходить только сотрудники службы безопасности Центра — «синие», как воспитанники называли их между собой из-за цвета форменной одежды.

Хэллану пришлось изрядно повозиться, чтобы узнать код, отпирающий замок ограждения и отключающий силовой барьер. Для этого во время занятий он старался как можно быстрее справиться с заданиями, а в оставшееся время, отведённое для работы за компьютером, искать нужный код. Танагура снабдила Гардиан новым мощным оборудованием, но вовсе не из благородных побуждений: выпускник Центра, попадавший на службу в дворцовую башню — Эос, должен был обладать всеми необходимыми навыками работы с новейшим оборудованием, ведь все процессы в Танагуре были в ведении машин.

Выбрав момент на рассвете, Хэллан и Рэйдо пробрались к забору. Код сработал, и металлическая решётка гостеприимно откатилась в сторону, а на панели управления барьером загорелся приветливый зелёный огонёк. Хэллан опасливо протянул руку к забору, но побоялся прикоснуться и решил поискать подходящий предмет, чтобы проверить, отключён ли барьер на самом деле — это было верным решением, поскольку без повторного введения кода тот автоматически включался через полторы минуты. Как и Хэллан, Рэйдо не мог этого знать и протянул руку к забору. Всё, что он запомнил, — это ослепительная вспышка, невыносимая боль и... темнота. В себя он пришёл довольно быстро, но полная чувствительность к его правой руке вернулась только спустя пару недель.

— Это наглядный пример того, как опасно может быть излишнее любопытство, молодой человек, — произнёс управляющий Гардиан Джадд Кугер, кивнув на руку Рэйдо, снова заключённую в медицинский фиксатор. Происшествие было не из рядовых, так что на следующий день виновников вызвали «на ковёр» к первому лицу Попечительского Центра.

— Однако у меня есть вопрос... — продолжал управляющий. Его взгляд скользнул по Рэйдо и задержался на Хэллане. — Во избежание подобных травм силовой барьер находится за дополнительным ограждением...

Кугер ознакомился с личными делами нарушителей и был уверен, что замок открыл не Рэйдо. Он сверлил Хэллана тяжёлым взглядом, под которым тот сжался от страха. Кугера заботил вопрос безопасности — отвечать пришлось бы перед Танагурой, но в тот момент его куда больше взволновала ладная фигурка красивого юноши. Он видел, как дрожит под одеждой его стройное тело. Кугер сглотнул наполнившую рот слюну — красивые ученики были его слабостью. Он прошёлся по комнате и остановился у Хэллана за спиной.

— Так как вы проникли за ограждение? — Кугер произнёс это не так строго, как хотел бы. Голос подвёл его и прозвучал хрипло. Он снова сглотнул, увидев, как вздрогнули плечи Хэллана и как напряглись его ягодицы.

— Ну так как? — повторил он свой вопрос уже строже. Кугер прекрасно знал, что замок был открыт кодом доступа: иначе сверхпрочную металлическую решётку просто не сдвинуть с места. Он подумал: «Если удастся напугать парня как следует, то, желая загладить вину, он сам на всё согласится...»

Но как бы сильно ни был напуган Хэллан, он не собирался признаваться, что обошёл систему защиты и проник из учебной сети в основную. Во-первых, это не шалость, а преступление — Хэллан это понимал и степень наказания за подобное представить себе мог. А во-вторых, ему прочили «светлое будущее», а теперь всё могло рухнуть: мечты, надежды, перспективы.

Легенду о том, как удалось раздобыть код, он придумал по пути в кабинет управляющего. Не так давно один из «синих» заходил за ограждение, чтобы проверить работу барьера на одном из участков. Хэллан видел, как тот ввёл цифровой код на панели управления. Из-за расстояния цифр было не рассмотреть, а подойти ближе не было возможности, но Кугер всего этого знать не мог.

— Я видел и запомнил код, когда недавно проверяли работу барьера... — соврал Хэллан.

Кугер шумно вздохнул и, обойдя Хэллана, остановился перед ним настолько близко, что почти ощущал его запах.

— Зачем вам понадобился доступ к силовому барьеру? — поинтересовался он.

— Да не нужен нам был барьер, — бросил Рэйдо и поморщился, дёрнув пострадавшей рукой.

— Я хотел найти щель в заборе и посмотреть, что там, за пределами Центра, — тут же добавил Хэллан.

— И в какую сторону ты собирался смотреть? – вопрос Кугера был с подтекстом, и Хэллан это понял.

По правде говоря, его интересовали обе стороны. Слухи о величии Танагуры будили воображение, и оно рисовало самые радужные картины. «Железный город», куда могли попасть лишь избранные, — оказаться там было заветной мечтой каждого воспитанника Центра. Рассказы о Кересе отличались от красочных описаний Танагуры, как ночь ото дня. Байками об ужасах трущоб пугали на ночь малышей. Ребята постарше посмеивались, слушая очередные страшилки. В старших блоках не проходило и ночи, чтобы в спальне чьим-нибудь зловещим голосом не прозвучала новая порция трущобных ужастиков. Сценарий всегда был примерно одинаков:

— ...А потом он услышал, как среди развалин кто-то истошно завопил... — шептал во мраке спальни один голос.

— Это в темноте кому-то ногу отдавили! — комментировал другой.

— Не! Это кто-то кому-то неудачно вставил! — вмешивался третий.

— Да ну вас, придурки! – обиженно шипел первый голос. — На самом деле там парня зверски убили...

— И съели! — встревал следующий.

— ...Тот ночью заблудился и зашёл на чужую территорию, — продолжал первый голос, — в Кересе же темно, как в заднице...

— Ты-то откуда знаешь, как там? — спрашивал ещё один.

— Говорят же: по ночам в трущобах темень — хоть глаз выколи! — возражал первый.

— Я вообще-то имел в виду задницу, — уточнял второй, и спальня наполнялась приглушёнными смешками.

Но на самом деле никто не мог сказать точно, что из рассказов было выдумкой, а что — правдой. Когда смех стихал и рассказчик замолкал, каждый волей-неволей начинал представлять себе страшные картины. В общеобразовательную программу Центра входил краткий курс по истории Кереса. О том, как его жителям захотелось независимости и что из всего этого вышло — изоляция и стагнация. В противовес прозябающему в нищете и тонущему в собственных нечистотах Кересу, примером процветания служил богатый и довольный жизнью Мидас, который привлекал туристов из разных уголков галактики.

Картина жизни в трущобах рисовалась малопривлекательной, а устрашающие слухи и вовсе портили настроение — как они проникали в закрытый мирок Попечительского Центра и расползались по блокам, было неясно. Вполне возможно, что кто-то намеренно сочинял страшные сказки о жизни в трущобах, чтобы отбить у воспитанников всякую охоту оказаться там, ведь мрачной действительности Кереса была сияющая, как звезда, альтернатива — Танагура.

Персонал Центра намеренно с самого начала поддерживал в детях иллюзию, что кандидатом в список избранных может стать каждый. Для этого нужно только соблюдать дисциплину и хорошо учиться. Детей в Попечительском Центре специально разделяли на блоки — по возрасту. Общение между воспитанниками из разных блоков было ограничено. Таким образом, старшие не могли вести «просветительскую работу» с младшими. Это позволяло поддерживать иллюзии дольше, а те, в свою очередь, были хорошим стимулом для прилежной учёбы и послушания. Но рано или поздно горькая пилюля под названием «правда» попадала на язык каждому выпускнику. Кто-то выплевывал её, а кто-то проглатывал и отправлялся в трущобы.

Рэйдо и Хэллан знали, что их дорогам вскоре предстоит разойтись. Рэйдо был умён, но не соответствовал другим требованиям Танагуры — в нём не было ни красоты, ни послушания.

— Да и пофиг! — наигранно бодрым тоном говорил он. – Я отлично работаю кулаками — в трущобах не пропаду! К тому же все эти сказочки — обычные враки.

Но запертым в Попечительском Центре не было видно, что враки, а что нет. Чем больше Хэллан думал о Кересе и Танагуре, тем сильнее становилось его желание — выяснить, насколько правдивы слухи. Первой попыткой сделать это было дерево, второй — эксперимент с силовым барьером, третьей стала крыша.

***

Главное здание Гардиан белоснежной башней возвышалось над окружавшим его парком. С его закрытой полупрозрачным куполом крыши Керес должен был неплохо просматриваться. Однако попасть на крышу было, пожалуй, так же сложно, как в саму Танагуру. Прежде всего потому, что на самом последнем этаже располагались апартаменты Кугеров. И как оказаться на крыше, минуя их, Хэллан не знал. Когда он поделился своими планами с Рэйдо, тот, побледнев, прошептал:

— Ты сдурел?!

— Я же не грабить Кугеров собираюсь, — возразил Хэллан. — Я только одним глазком гляну в сторону трущоб — и сразу обратно. Даже трогать там ничего не буду!

— Нет, я думал, что это я ненормальный... — покачал головой Рэйдо. — Ты хоть понимаешь, чем рискуешь? Кугер простил тебе историю с кодом, но собственную крышу не простит. Ты с таким же успехом мог бы ломануться на подземные этажи! Вспомни, что случилось с Геддой!

Об этой истории они говорили шёпотом и украдкой. Когда она произошла, Хэллану и Рэйдо было почти по десять. Они могли бы никогда не узнать о Гедде, если бы не очередная проделка Рэйдо: тому приспичило залезть в третий блок — к выпускникам — и послушать тамошние сплетни. Как Рэйдо удалось незамеченным проникнуть в помещение, было известно только ему.

Он выбрал место, где можно было спрятаться надолго: туалет. Скрывшись в первой же из незанятых кабинок, он просидел в ней почти до вечера, и никто не обратил внимания, что световой индикатор на одной из дверей постоянно светится красным. Рэйдо слышал шипение входной двери и писк замков кабинок. Пару раз подслушал разговор о воспитателях — ничего нового: «рыгачкой» мерзкого Вайса звали и в пятом блоке.

Но вот в туалет вошли двое. Как Рэйдо ни напрягал слух, ему было трудно разобрать, о чём они невнятно шептались, закрывшись в соседней кабинке. Но вдруг он услышал нечто, от чего его лицо запылало. Несмотря на детский возраст и слишком скудные познания об интимной стороне жизни, даже ему было нетрудно догадаться, чем именно занимались те двое. Звуки влажных причмокиваний, шорох одежды и приглушённые стоны были достаточно красноречивы. Тот, кто следующим вошёл в туалет, тоже услышал их. Он стукнул кулаком по двери кабинки и противно хихикнул:

— Трахаетесь, что ли? А я-то думаю, чего это стены дрожат?

В ответ ему предложили пойти куда подальше.

Насмешник закрылся в кабинке по другую сторону от той, где сидел Рэйдо. И под звук пущенной струи пыхтел, стонал и хрюкал, передразнивая любовников. Посвистев напоследок, он наконец ушёл. За тонкой перегородкой громко дышали и уже не сдерживали стонов. От звуков шлепков тел друг о друга у Рэйдо горели уши. Он уже хотел закрыть их руками, как вдруг кто-то из двоих приглушённо вскрикнул, и наступила тишина. Рэйдо прижался ухом к холодной металлической поверхности перегородки и прислушался.

В этот момент открылась входная дверь, и чей-то голос взволнованно позвал:

— Хико! Ты здесь?

За перегородкой кто-то утвердительно ответил. Рэйдо вздрогнул от стука в дверь своей кабинки.

— Это ты, Гас? — вопрос был адресован ему.

У Рэйдо от страха сдавило горло, и он смог только что-то хрипло промычать. Видимо, вошедший решил, что это «да», потому что он понизил голос почти до шёпота и быстро заговорил:

— Гедда пропал! Его нигде нет. Я тряхнул эту размазню Зойта, и он признался, что Гедда собирался в те подземные этажи! Хико, это всё из-за тебя! Это он тебе проспорить не хотел! А тебя прям заело с твоим «слабо»!

Было слышно, как за перегородкой кто-то выругался. Зашуршала одежда, и дверной запор пискнул, когда те двое вышли из кабинки. Рэйдо услышал, как зашипел тот, кого назвали Хико:

— Вот ведь долбаный урод! Откуда я мог знать, что он и впрямь туда попрётся?! Будто он не знал, что самый лучший способ исчезнуть навсегда — полезть вниз. Слухи что, из воздуха берутся?

— А какого ты его подначивал?! — зашипел вошедший.

— Откуда я знал, что это правда?! — взвился Хико. — Я что, был там?.. Короче, слушайте сюда! Мы об этом ничего не знаем! Уяснили? Запомните: мы ничего не знаем про подземные этажи! И про Гедду мы тоже ничего не знаем! — тут в дверь Рэйдо ударили кулаком, и он чуть не подпрыгнул от неожиданности. — Слышал, Гас?

Рэйдо прохрипел: «Угу». Все трое вышли из туалета, и наступила тишина. Рэйдо судорожно вздохнул: всё время, пока парни разговаривали, он почти не дышал. То, чем занимались двое в кабинке, меркло в сравнении со страшным рассказом про какого-то Гедду и таинственные подземные этажи.

В пятый блок Рэйдо вернули сотрудники службы безопасности. Он безропотно последовал за людьми в синей форме, а заслуженное наказание — неделя изоляции — показалось ему ничтожным: по крайней мере, он не исчез, как Гедда. Услышанным в туалете третьего блока Рэйдо поделился только с Хэлланом, и это стало их секретом, а имя Гедды — чем-то вроде шифра. Никто из них так и не узнал, что случилось с Геддой на самом деле, исчез ли он в подземных помещениях или вовсе никуда не пропадал. Проверить это они не могли, ведь после той вылазки Рэйдо за воспитанниками стали следить тщательнее.

Внутренняя сеть Центра манила Хэллана, как десерт сладкоежку. Во время занятий за компьютером он тайком копировал на свой планшет планы главного здания Гардиан и схемы расположения камер видеонаблюдения, а после того, как все уснут, изучал их под одеялом. Иного пути на крышу, кроме как через апартаменты Кугеров, не было. А в них можно было попасть только на лифте и только зная код доступа. Но во внутренней сети Центра было всё, и Хэллан старательно разыскивал нужную ему информацию. Однажды он наткнулся даже на то, чего увидеть никак не рассчитывал — планы подземных этажей, и скопировал на планшет и их. Он чувствовал себя обладателем страшных секретов, коллекционером. Но какой смысл в коллекции, если о ней никто не знает, и Хэллан показал её Рэйдо.

— Ты с ума сошёл — хранить это всё у себя под подушкой, — вместо ожидаемого восторга ответил тот. — Думаешь, твои пароли нельзя взломать? Если кто-то найдёт это у тебя, хреново тебе будет. И зачем тебе всё это? А крыша! Хэллан, это дурость! Ну, залезешь ты туда, а что дальше?

— Я хорошо помню карту. Я издали взгляну на Танагуру и посмотрю в сторону трущоб. А вдруг Керес и правда такой тёмный, как о нём говорят? А вдруг там вообще одни развалины? Тогда и другие рассказы про него могут оказаться правдой.

— Тебе-то что! — огрызнулся Рэйдо. — С такой внешностью и мозгами тебя в любом случае ждёт Танагура. Это мне, а не тебе должно быть до усрачки страшно! Только меня темнота трущоб нисколечко не волнует.

Хэллану хотелось возразить, что именно из-за него, Рэйдо, ему не всё равно. И его сердце будто проваливается куда-то, стоит лишь подумать, что друг уйдёт в эту темноту один, без него. Хэллану много чего хотелось сказать, но он только смотрел на Рэйдо и молчал, чувствуя странную растерянность.

Глава 2. Нетипичная реакция

Дрожащий палец прикоснулся к панели и ввёл код доступа к самому верхнему этажу — и лифт послушно двинулся вверх. У Хэллана дрожал не только палец — его всего трясло, а руки стали липкими от страха. Что, если он с кем-нибудь столкнётся? Что, если ему не удастся выйти обратно? «Идиот, ты идиот», — мысленно твердил он. Ему и самому не было точно известно, для чего он затеял всё это. Так ли ему было нужно увидеть ночной Керес? Или он хотел проверить, удастся ли получить коды и проникнуть на крышу? Скорее всего, и то, и другое. Но было что-то ещё — то, чего он пока не сознавал до конца. Теперь, после того, как он шарил во внутренней сети Центра, глубокой ночью покинул помещение своего блока, обманув систему слежения, и проник в апартаменты управляющего, перспектива быть выброшенным в трущобы стала вероятной как никогда.

Лифт остановился, и двери бесшумно открылись. Хэллан набрал в грудь побольше воздуха, шагнул в мягкий полумрак — и его стопы утонули в длинном ворсе ковра. Света лампочек ночного освещения было достаточно, чтобы рассмотреть богатое убранство зала: такой роскоши Хэллан никогда не видел и даже представить не мог. Обычно воспитанники Центра об управляющем не говорили, а если упоминали в разговоре, то редко называли по имени — только прикладывали палец к лицу над верхней губой, имитируя усы. Все знали, что у Кугера есть семилетний сын, но того почти никогда не было видно, так что о нём говорили ещё реже, чем о его отце. Манон никогда не общался ни с кем из детей Центра. Его друзьями по играм были дети из привилегированных семей Кереса — красивых и нарядных, их время от времени привозили в Гардиан в роскошном транспорте. Тогда все воспитанники Центра прилипали к окнам, чтобы хоть мельком посмотреть на друзей Манона.

Кругом было тихо. Слушая оглушительный стук собственного сердца, Хэллан тенью скользил вдоль стены. Около месяца он изучал расположение камер видеонаблюдения в апартаментах управляющего. На экране его планшета все эти комнаты выглядели маленькими, в действительности же они были просто огромными. Зал, в котором оказался Хэллан, выйдя из лифта, был примерно втрое больше игровой комнаты всего пятого блока, а она казалась ему очень большой.

С каждой ступенью покрытой мягким ковром лестницы сердце Хэллана стучало всё быстрее. Он не знал, чего боялся больше: столкновения с кем-то из хозяев или встречи с ночным Кересом. Дверь на крышу бесшумно открылась, и у Хэллана перехватило дыхание: над ним было бескрайнее звёздное небо. Венчающий крышу купол был абсолютно прозрачным, а под ним раскинулся настоящий сад с невысокими деревцами, цветущими кустами, витиеватыми дорожками. Где-то неподалёку было слышно журчание воды. Теперь стало понятно, почему Манона никогда не видели гуляющим в парке.

Несколько минут Хэллан стоял, в изумлении рассматривая невиданные ранее растения и с наслаждением вдыхая витающий в воздухе сладковатый аромат цветов. Вдали виднелся фонтан, и Хэллан направился к нему. Струи воды стекали по спирали и падали в подсвеченный разными цветами аквариум, где плавали какие-то мелкие существа, их тела причудливо меняли форму и переливались, как радуга. С минуту Хэллан заворожённо рассматривал их, но потом вспомнил, где находится, и двинулся дальше по дорожке.

Когда последние кусты расступились, сквозь прозрачную стену купола на Хэллана заревом огней взглянуло то самое «светлое будущее» — Танагура сияла вдали, как мечта. Справа от неё, гораздо ближе, споря красотой со звёздным небом, переливался огнями Мидас. Отчего-то эта броская красота «символа процветания» разозлила Хэллана. Мидас будто дразнил своей роскошью и насмехался над теми, кому доступ в него был закрыт. Затаив дыхание, Хэллан взглянул ещё правее и облегчённо вздохнул: в темноте ночи Керес подмигивал редкими огоньками. Хэллан вернул взгляд к далёкому сиянию огней «Железного города». Спустя несколько минут он словно очнулся от сна и пошёл обратно. И красота сада, и мерцание звёзд над головой — всё померкло в сравнении с увиденным за стеклом. Дорожка сделала последний поворот, и Хэллан едва сдержал крик ужаса: прямо перед ним стояла белая хрупкая фигурка и светилась призрачным светом.

Истории о бродящих по Центру призраках были такой же излюбленной темой для ночных баек, как и трущобные пугалки. Хэллан никогда не верил в эти сказки, но всё-таки иногда, выходя среди ночи в туалет, волей-неволей вспоминал об «искателе Сэле». Врали, что так называемый искатель когда-то был воспитанником Гардиан. В возрасте восьми лет он умер от тоски по своему потерянному другу и с тех пор безлунными ночами бродит по Центру, разыскивая его. Пугали, что попавшегося ему на глаза искатель Сэл заберёт с собой. Хэллан похолодел: на него смотрели большие, будто пустые глаза «искателя».

Оправившись от первого шока, он облегчённо вздохнул: перед ним стоял Манон Кугер. Проникавший сквозь стеклянный купол свет звёзд и огней большого города отражался от его белой пижамы и создавал вокруг него подобие сияния. Хэллан лихорадочно соображал, что ему делать. Если Манон сейчас закричит, то сбегутся все. И тогда ему не то что Танагуры не видать, — ему вообще вряд ли позволят дольше оставаться в Центре и попросту вышвырнут к тем самым подмигивающим огням, не дожидаясь, пока пройдут два месяца, оставшиеся до выпуска. Или... — Хэллана начал бить озноб — он отправится вслед за Геддой, в никуда.

Вдруг Манон моргнул, его тонкое личико стало почти прозрачным от страха. Он приоткрыл рот, и Хэллан зажмурился, ожидая, что сейчас раздастся оглушительный визг, однако всё, что он услышал, — это тихий шорох. Хэллан приоткрыл глаза: Манон молча отступил с дорожки к большому кусту. Это был знак, и Хэллан рванул к дверям. Он вернулся в свой блок, сорвал с себя одежду и нырнул под одеяло.

— Ну как? — послышался знакомый шёпот — Рэйдо не спал, ждал. Накануне они почти поссорились: Рэйдо настаивал, что пойдёт вместе с Хэлланом, а тот никак не соглашался.

— Завтра, — шепнул Хэллан и накрылся одеялом с головой, чтобы избежать новых вопросов.

***

«Завтра» наступило только через несколько дней: в утренней суете спальни и душевой поговорить не удалось, а сразу после завтрака в пятый блок пришёл один из «синих». Бросив тревожный взгляд на Рэйдо, Хэллан последовал за «синим» в кабинет управляющего. Кугер стоял у окна, заложив руки за спину. Хэллан не мог знать, что в тот момент Кугера трясло не меньше, чем его самого, только не от страха, а от возбуждения. Ещё он не знал, что в последнее время управляющий часто наблюдал за ним из окна своего кабинета во время прогулок и не раз просматривал записи с камер наблюдения, отыскивая фрагменты, на которых был запечатлён Хэллан. Джадд не мог выбросить его из головы со времени истории с силовым барьером и с тех пор следил за Хэлланом, как хищник за добычей, но почему-то вопреки своему обыкновению долго не решался сорвать желанный плод.

Хэллан смотрел на спину Кугера и гадал, рассказал Манон о ночном происшествии или нет. Лишь несколько человек в Центре знали, что Манон Сол Кугер был очень нервным ребёнком и нередко ходил во сне. Он не раз просыпался в самых неожиданных местах, утром его частенько находили спящим либо в одной из комнат, либо где-нибудь в саду. Неожиданно проснувшись на садовой дорожке и увидев перед собой незнакомца, Манон не на шутку испугался и попросту спрятался за большой куст. Утром он всё рассказал няньке, но та, зная об особенности мальчика, только усадила его к себе на колени и долго гладила по голове, убеждая, что это был всего лишь страшный сон.

Наконец Кугер повернулся к Хэллану, и тот облегчённо вздохнул: управляющий выглядел вполне приветливо.

— До меня дошли слухи о твоих успехах... — заговорил Кугер. Он опустился на диван и похлопал рукой по сиденью, приглашая Хэллана сесть рядом. Тот нерешительно посмотрел на Кугера и остался на месте. Управляющий повторил свой жест, и Хэллан робко присел на краешек дивана. Кугер усмехнулся и, потирая руки, продолжил:

— Ты старательный и умный ученик, Хэллан... — голос управляющего был почти ласков, и Хэллан недоверчиво покосился на него. — Скажи, что ты думаешь о перспективе службы в Танагуре? Хотелось бы тебе оказаться одним из тех, кого выберет уполномоченный представитель?

Хэллан впервые слышал о каком-то представителе, он растерянно забормотал:

— Да, господин Кугер... Я... конечно... Я думал, что список составляете вы...

— Да. Всё верно, — промурлыкал Кугер и придвинулся чуть ближе. — Список составляю я, но окончательный выбор за представителем Танагуры. Знал бы ты, сколько раз бывало так, что самые лучшие ученики Центра вместо того, чтобы оказаться на вершине, падали на дно...

Хэллан молчал, а Кугер внимательно наблюдал за выражением его лица. Этот приём всегда срабатывал: парнишки добровольно подчинялись всем его желаниям и помалкивали о том, как они попали в «танагурский список».

— Однако это не значит, что я ничего не могу сделать ради блага симпатичного мне ученика... — продолжал Кугер. — Всё, что для этого нужно — немного симпатии в ответ...

Пока смысл сказанного доходил до Хэллана, его взгляд растерянно скользил по предметам интерьера и задержался на вазочке. Она была наполнена какими-то кубиками, похожими на конфеты. Кугер удовлетворённо улыбнулся. Он поднялся с дивана, взял вазочку со стола и протянул её Хэллану.

— Угощайся, — ласково сказал он. — Это знаменитое лакомство с одной далёкой планеты. Для Амои это экзотика, вряд ли кто-то в Кересе знает его вкус.

Хэллан недоверчиво покосился на управляющего, взял один из ароматных кубиков и несколько раз лизнул — ничего вкуснее он ещё не пробовал. «Наверное, Манон уплетает эту вкуснотищу каждый день», — подумал он и, сунув кусочек в рот, облизнул пальцы. Кугер рассмеялся и сунул вазочку ему в руки со словами:

— Нравится? Ешь, сколько хочешь.

Хэллан взглянул на управляющего — и будто увидел его впервые. Джадд Кугер был ещё молодым и довольно красивым мужчиной, высоким, стройным, элегантным, и Хэллану вдруг стало отчаянно стыдно за свой ночной поступок. От вазочки исходил такой одуряющий аромат, что выражение «потекли слюнки» обрело буквальный смысл. Хэллан положил в рот ещё один кубик и на мгновение зажмурился от удовольствия. Кугер снова сел на диван, тоже взял кусочек из вазочки и с аппетитом сжевал его. Хэллан снова запустил пальцы в лакомство и подумал: «Интересно, что это с ним? Чего это он такой добренький? Может, хочет сделать из меня "уши"?»

«Ушами» обычно звали доносчиков. У «маман» каждого блока были свои «уши».

Кугер придвинулся чуть ближе и вкрадчиво поинтересовался:

— Скажи... ты очень хочешь оказаться в числе избранных? В числе тех, кто удостоится великой чести попасть в Эос?

Хэллан кивнул. Кугер аккуратно взял опустевшую вазочку из его рук и поставил её на пол. Потом наклонился, приобняв Хэллана за плечи, и заговорщическим тоном произнёс:

— Я могу сделать так, что для тебя Танагура окажется реальностью...

Хэллан напрягся всем телом и натянуто улыбнулся управляющему. Тот едва не застонал — настолько манил его этот необычайно красивый ученик, а уж как он пах! Кугер почти уткнулся носом в макушку Хэллана и, зажмурившись, промурлыкал:

— Мы могли бы стать друзьями... Ты подарил бы мне немного тепла, а я позаботился бы о твоём будущем... М? Что скажешь?

Хэллан не был таким уж наивным и понял, что под словами «немного тепла» подразумеваются вовсе не дружеские объятия. Его охватила паника: что ему делать? Кто он такой, чтобы не соглашаться с управляющим, от которого здесь зависит всё? Кугер стал поглаживать его спину. Хэллан сидел, боясь пошевельнуться и лишний раз вздохнуть. Он вдруг подумал о Рэйдо, и его затошнило. Почему мысль о Рэйдо вдруг стала такой мучительной? Хэллан не успел ответить на этот вопрос: одной рукой Кугер мягко прижал его к себе, а другой накрыл его пах и зашептал:

— Шшш... Ничего страшного... Не надо так бояться... Я не причиню тебе вреда... Если ты доверишься мне и расслабишься, то тебе понравится... Я обещаю...

Кугер расстегнул его рубашку и стал поглаживать плечи и грудь. Руки управляющего были тёплыми и на удивление мягкими, но не привыкший к прикосновениям Хэллан вздрагивал от каждого прикосновения так, будто к нему прикасались раскалённым металлом или куском льда.

— Тебе понравится... Поверь... Ты ведь веришь мне? — продолжал шептать Кугер, жарко дыша в шею Хэллана.

Он прижался губами к его щеке — та была покрыта юношеским пушком, придававшим бархатистость коже. Малыши Джадда не интересовали — он сходил с ума от вот таких оформившихся юношей, уже не детей, но ещё не загрубевших взрослых. Управляющий Центром убедил себя, что это не преступление — иногда вкушать этой никому не принадлежащей прелести. Он знал, что в старших блоках туалет зачастую служит местом для свиданий. Многие воспитанники начинали практиковать секс ещё в стенах Гардиан. Кугер утешал себя мыслью, что он никого ни к чему не принуждал, и юноши всегда соглашались на всё сами. О том, что у них фактически не оставалось выбора, Джадд благополучно «забывал».

— Ты ведь веришь мне? Да? — бормотал он, расстёгивая форменные брюки Хэллана. — Как ты себя ласкаешь?.. Вот так?.. Да? Ты ласкаешь себя? Скажи мне... — он обхватил пальцами спящий член Хэллана и стал легонько массировать его, приговаривая: — Вот так тебе нравится? Хорошо так? — и, ощутив, как тело Хэллана начало реагировать, прошептал: — Вот так уже лучше... Не надо стесняться...

Хэллану уже было не до стеснений — ему вдруг стало трудно дышать, тошнота усилилась, а комната поплыла перед глазами. Он обмяк и, едва слышно пробормотав: «Мне, кажется, плохо», завалился на бок.

Тяжело дыша, Кугер стал стягивать с него брюки.

— Не похоже, что тебе плохо... Смотри, какой ты твёрдый...

К горлу Хэллана подступил противный ком, в глазах потемнело.

— Меня тошнит, — прохрипел он.

Кугер стянул его штаны до колен, шумно выдохнул при виде крепких белых ягодиц и стал спешно расстёгивать свои брюки.

— Мне трудно дышать... Меня тошнит... — снова прошептал Хэллан, но Кугер не придал этому значения.

Он собирался поставить Хэллана на четвереньки и уже приподнял его бёдра, как вдруг того обильно вырвало на роскошный ковёр. Кугер грязно выругался, но Хэллан этого не слышал — он потерял сознание. Джадду стало не по себе: парень, бледный, как смерть, ничком лежал на диване. Проклиная экзотическое лакомство и аллергию «неженки», он застегнул свои брюки, привёл в порядок одежду Хэллана и нажал кнопку экстренного вызова.

***

Из медблока Хэллан вернулся спустя неделю. Он стоял в пустой спальне и смотрел на свою кровать. Вдруг за спиной кто-то тихо произнёс его имя, и чьи-то руки обхватили похудевшие за дни болезни плечи.

— Я так испугался... — прошептал Рэйдо, согревая шею Хэллана своим дыханием. — Я думал, что ты можешь умереть...

Он прижался всем телом и приглушённо всхлипнул. Раньше Рэйдо мог ругаться и драться от обиды, шипеть и кривиться от боли, но он не плакал. Никогда. Хэллан стоял, не шевелясь и не зная, что делать: то ли прижать к себе Рэйдо, то ли оттолкнуть его и бежать прочь без оглядки. Его разрывали на части неожиданная нежность и вдруг откуда-то взявшаяся злость.

Он не знал, что делать с этим — так же, как и с тем, что впервые в жизни его член напрягся от желания, направленного на вполне конкретного человека. Хэллан растерялся. Он молча высвободился из объятий Рэйдо и отошёл к окну, чтобы тот не заметил его состояния. Как назло, Рэйдо поплёлся следом и встал так близко, что Хэллану захотелось наорать на него, оттолкнуть и бежать куда глаза глядят.

Рэйдо потёр глаза и тихо спросил:

— Что там произошло?

Хэллан с трудом разлепил губы и прохрипел:

— Я столкнулся с Маноном.

Крыша, сад, сияние огней Танагуры, встреча с Маноном и ласки управляющего — всё это казалось таким далёким, будто происходило в прошлой жизни. Больше всего Хэллану хотелось взглянуть на Рэйдо, но не было сил, поэтому он продолжал рассматривать дождевые капли на стекле и считать удары собственного сердца, чтобы хоть как-то отвлечься от тяжести в паху.

— Он тебя видел? — спросил Рэйдо. Хэллан кивнул. — Значит, он никому ничего не сказал... А то тебя бы точно как-то наказали... Слушай, а почему ты заболел? «Маман» сказала...

Хэллану хотелось закричать: «Потому что наш управляющий чуть не распечатал мой зад!» — но вместо этого он сухо произнёс:

— Это всё конфеты... В медблоке сказали, что у меня нетипичная реакция на продукт и...

Рэйдо перебил его:

— Ты ел конфеты? У Кугера?! Он что, кормил тебя конфетами?! Чего вдруг?

Любое воспоминание о том, что произошло в кабинете управляющего, вызывало тошноту. И вовсе не из-за ароматных кубиков из вазочки. Хэллану до сих пор казалось, что он чувствует прикосновение холёной руки к своему члену, влажные, будто липкие, поцелуи Кугера и его горячее дыхание на своей щеке.

— Он хотел сделать меня своими «ушами», — удачно соврал он, желая побыстрее избавиться от расспросов. В паху мучительно тянуло, сердце билось, как сумасшедшее.

— И как ты ему отказал? Он сильно разозлился?

Хэллан криво усмехнулся:

— Думаю, да: я заблевал его ковёр и чуть не сдох на его диване.

— Отлично! — с энтузиазмом кивнул Рэйдо. Он придвинулся ещё ближе и почти шёпотом спросил: — А что с Маноном? Я подумал, что тебя забрали к Кугеру из-за крыши.

Хэллан стиснул зубы и слегка отодвинулся: он кожей чувствовал тёплое дыхание Рэйдо, а перед глазами так и маячил улыбающийся Кугер.

— Когда я увидел Манона в белой пижаме там, в саду, чуть не сдох от страха: подумал, что это «искатель». А когда понял, что это Манон, чуть снова не сдох.

Рэйдо недоверчиво уставился на него.

— Сад? Ты там что, совсем двинулся от страха? — спросил он.

Напряжение Хэллана прорвалось, и он зарычал:

— Да, блядь, сад! Там под куполом настоящий сад! С дорожками и фонтаном! И цветы! Грёбаные цветы повсюду! Там такая роскошь, какой нам в жизни не видать!

Рэйдо удивлённо смотрел на друга, но не из-за рассказа о саде. На его глазах всегда сдержанный и отличавшийся безупречными манерами Хэллан вдруг превратился в разъярённую фурию и стал ругаться. Хэллан зажмурился: его член болезненно пульсировал, а Рэйдо, как назло, снова прижался к нему.

— Ты же не из-за этой роскоши такой бешеный? — осторожно поинтересовался Рэйдо и, когда Хэллан не ответил, задал наконец мучивший его вопрос: — Ты... видел Керес?.. Какой он?

— Сойдёт, — бурнул Хэллан и выбежал из спальни. Толкнув кого-то по пути, заскочил в туалет и закрылся в кабинке. «Вот дерьмо! — мысленно выругался он и со злостью сжал выпирающий сквозь одежду напряжённый член. — Только этого мне ещё не хватало!» Потом тяжело вздохнул и расстегнул штаны. Пальцы обхватили восставшую плоть и заскользили по ней. В голове звучал вкрадчивый голос: «Как ты себя ласкаешь? Вот так? Да?..» Хэллан яростно мастурбировал, ненавидя себя, неосторожными движениями причиняя себе боль. Он будто казнил себя за что-то, наказывая собственное тело, ненавидя саму свою мужскую природу. Лихорадочно доводя себя до экстаза одной рукой, другой он включил слив, чтобы шум воды заглушил стон.

Глава 3. Танагурский список

Всю следующую неделю Хэллан будто медленно поджаривался на углях. На вопросы Рэйдо он отмалчивался или грубил и старался не оставаться с ним наедине. С недавних пор при мысли о нём в груди всё сжималось и ныло. Ещё хуже было, когда Рэйдо подходил слишком близко и прикасался к нему. Хэллану казалось, что он умрёт, если Рэйдо заметит, как натягивается ткань его брюк.

Он уединялся в кабинке туалета и чуть не плакал от досады на реакцию собственного тела. «Ненавижу тебя!» — мысленно твердил он, сжимая рукой напряжённый член. Дружба была испорчена. Хэллан думал, что если бы его побыстрее забрали из Гардиан, стало бы легче. Но мысль, что он больше никогда не увидит Рэйдо, была невыносимой. Тот прекратил расспросы и отдалился, и следующие несколько дней, прошедшие в одиноком ожидании, показались Хэллану просто бесконечными. Больше всего ему хотелось вернуть прежние отношения, но он не знал, как это сделать.

***

Хэллан открыл дверь туалетной кабинки, но выйти не успел: Рэйдо втолкнул его обратно и прижал к перегородке.

— Хэллан, нельзя быть таким гадом! В чём дело?

— Ни в чём, — как можно равнодушнее бросил тот и попытался проскользнуть к выходу. Рэйдо был ниже ростом, но крепче и сильнее. Он схватил Хэллана за рубашку и встряхнул.

— Выкладывай! Или клянусь, я дам тебе в рожу!

— Дай, если так хочется! Нечего выкладывать! Отвали! — огрызнулся Хэллан и рванулся из цепких рук. Послышался треск ткани, и карман его рубашки остался в руке Рэйдо. В другое время они бы рассмеялись, но сейчас им смешно не было. Руки Рэйдо бессильно повисли.

— Отвалил, — прохрипел он и кивнул на дверь: — И ты вали. Не знаю, что я тебе сделал, но знать уже не хочу.

Хэллан развернулся, сделал пару шагов, но вдруг неожиданно для самого себя вернулся, схватил Рэйдо и, зажмурившись, неумело ткнулся в его рот губами. Он не знал, что делать дальше, а Рэйдо стоял, не шевелясь, и, казалось, даже не дышал. «Дерьмо, — подумал Хэллан, — всё и так было хуже некуда, а теперь и вовсе портить нечего». Он оттолкнул Рэйдо и выбежал из туалета. До выпуска оставалось пять недель. Всего лишь пять недель! Целых пять недель тягостного напряжения между ним и Рэйдо и страха, на что может повлиять случай в кабинете управляющего.

Остаток дня прошёл во взаимном избегании друг друга. Спать легли, даже не обменявшись взглядами, и когда в спальне все смеялись над очередной нелепой историей, никто из них не проронил ни звука. Хэллан кусал губы, вспоминая сцену в туалете, и мысленно ругал себя последними словами. У Рэйдо был такой ошарашенный вид — нетрудно представить, что он теперь думает. Хэллан решил сказать, что пошутил, что хотел просто как-то разрядить обстановку, чтобы они посмеялись, а вышло не смешно, но Рэйдо отказался его слушать и притворился спящим. Хоть не повернулся спиной — уже хорошо. Хэллан со вздохом отвернулся и натянул одеяло до самой макушки. И зачем только он целовал Рэйдо? Глаза защипало от слёз. Вдруг кто-то сел рядом, одеяло немного сползло, обнажив ухо, и Рэйдо тихо, едва различимо зашептал в него:

— Я люблю тебя, Хэллан. Люблю не как друга... там, в туалете, я просто не ожидал... не мог поверить... я не знал, что мне делать...

Хэллан повернулся к нему и так же тихо, касаясь губами кончика его носа, прошептал:

— А сейчас знаешь?

— Да.

Рэйдо не умел целоваться, он просто крепко прижался губами к губам Хэллана, и тот почувствовал себя бесконечно счастливым.

Две недели пролетели, как один день. Хэллан и Рэйдо обменивались многозначительными взглядами, украдкой посылали друг другу улыбки и целовались в туалете. Поначалу они стеснялись друг друга, неловко сталкивались носами, краснели и смеялись над собственной неуклюжестью, но постепенно их движения стали увереннее, ощущения — приятнее, любопытство — сильнее. Хэллан больше не стыдился того, что в его паху горячо пульсировало.

***

На улице опять лил дождь, прогулку отменили, и в комнате для игр было шумно. Рэйдо и Хэллан уединились в конце длинного коридора, где располагалась игровая. Глядя на размытый дождём пейзаж за окном, Рэйдо счастливо вздохнул, ещё крепче обнял Хэллана, уткнулся носом в его шею и пробормотал:

— Я так и не спросил тебя... Какая она?

— Кто? — не понял Хэллан.

— Танагура...

Хэллан закрыл глаза, вспомнив ночное сияние «Железного города».

— Как мечта, — тихо ответил он и улыбнулся.

Рэйдо отодвинулся, задумчиво посмотрел на его сияющее лицо и, тихонько вздохнув, потянулся за поцелуем.

— Бу! — вдруг крикнул кто-то позади и тут же захихикал, видя, как Рэйдо и Хэллан в испуге отпрянули друг от друга.

Они одновременно обернулись: в конце коридора маячил Таки — местный клоун.

— Отстань от них, придурок! — послышался голос из игровой. — Им и так всего пара дней осталась до расставания...

«Какая пара дней?!» — мысленно воскликнул Хэллан, но, как оказалось, он выкрикнул это вслух, а гулкое эхо повторило его слова.

— Какая-какая! Зелёная! — передразнил его Таки. Он загоготал и, увидев, что Хэллан двинулся к нему, рванул по коридору. Хэллан добежал до открытой двери, ведущей в игровую, и столкнулся с сочувственными взглядами.

— Что ещё за фигня про пару дней? — спросил он.

— Да все уже слышали эту новость, — ответил кто-то, — только вы двое были слишком заняты... Слышали, как «маман» говорила с одним из «синих», что группу для Танагуры забирают послезавтра.

«Послезавтра... послезавтра...» — эхом звучало в ушах. Хэллан сорвался с места и помчался к выходу. Выбежал из здания и поднял глаза навстречу дождевым струям.

— Мы оба знали, что так будет, — сквозь шум дождя прозвучал за спиной голос Рэйдо.

— Но не так же скоро! — закричал Хэллан.

— А какая разница? Послезавтра, завтра или сегодня! Мы всё равно разойдёмся в разные стороны! — Рэйдо тоже кричал. — Мы всегда это знали! И ничего! Понимаешь?! Ничего нельзя сделать, чтобы что-то изменить! Меня туда просто не возьмут!

Рэйдо помчался в сторону парка, а Хэллан продолжал стоять под холодным дождём, пока не продрог. В этот вечер в спальне было тихо: не было привычных рассказов и смешков, от чего Хэллану было ещё хуже. Он смотрел на сжавшегося под одеялом Рэйдо и понимал, что не сможет с ним расстаться. Тихо выскользнув из-под одеяла, Хэллан присел на край его кровати и прошептал в светловолосую макушку:

— Идём, надо поговорить.

Хэллан ждал Рэйдо в туалете. Тот появился спустя несколько минут. Несмотря на мягкое ночное освещение, он жмурился и прятал взгляд, но не мог скрыть ни покрасневшие белки глаз, ни припухшие веки. Была глубокая ночь, повсюду было тихо, но Хэллан всё-таки затащил Рэйдо в одну из кабинок.

— Ты хотел поговорить, — пробормотал тот, уворачиваясь от поцелуя.

Хэллан обхватил его лицо ладонями и почти насильно поцеловал — Рэйдо всхлипнул и попытался оттолкнуть его. Дальше Хэллан уже не думал, что делает: он вдруг опустился на колени, обхватил руками ноги Рэйдо и прижался лицом к его животу.

— Ты хотел поговорить... — хрипло повторил Рэйдо.

В ответ Хэллан зажмурился и ещё крепче прижался к нему, потёрся щекой об ткань пижамы и вдруг замер, ощутив, как его подбородок задел оттопырившийся шов штанов. Рэйдо попытался отодвинуться, и тут Хэллан сделал то, чего сам от себя не ожидал: одной рукой он крепче обхватил его бёдра, а другой стал поглаживать его бугрящийся пах.

— Хэллан, стой! — выдохнул Рэйдо. — Н-не надо...

Штаны мешали, и Хэллан потянул их вниз. Рэйдо стоял, закрыв лицо руками.

— Не надо! — прошептал он.

Хэллан прохрипел:

— Я просто хотел... Тебе неприятно?

Рэйдо, пунцовый от смущения, забормотал:

— Приятно... просто... я не хочу... я не смогу... Если мы попробуем, я, наверно, умру потом... когда ты уедешь...

Он быстрым движением натянул штаны.

— Я не уеду, — прошептал Хэллан и добавил уже громче: — Я откажусь от Танагуры.

Рэйдо, казалось, не расслышал. Он неверяще смотрел на Хэллана:

— Никто не отказывается от Танагуры.

Хэллан широко улыбнулся:

— Наверное, никто. Кроме меня.

Какое-то время Рэйдо молчал — и вдруг тоже улыбнулся.

— Я понял: тебе тоже трудно, — тихо сказал он, — может, даже труднее, чем мне. Танагура — твоя мечта, а я... твой лучший друг... Но, знаешь, — наигранно весёлым тоном продолжил он, — мы ведь наверняка сможем видеться! Меня-то в Танагуру никто не пустит, понятно, но ты сможешь навещать меня! Я, может, большой шишкой стану...

Губы Рэйдо улыбались, а в глазах блестели слёзы. Хэллан поднялся с колен и повторил:

— Я не поеду. Рэйдо, я серьёзно!

Улыбка сползла с лица Рэйдо, он нахмурился:

— Что ты несёшь? Что значит — «не поеду»? Ты так радовался, что прошёл отбор. Тебе никто не позволит отказаться. Тебя просто никто не будет спрашивать!

— Знаю, — ответил Хэллан и хитро улыбнулся. У Рэйдо внутри всё сжалось от нехорошего предчувствия, а Хэллан, сияя улыбкой, сообщил: — Я знаю, что делать, чтобы меня вычеркнули из списка. Завтра я пойду к «маман» и признаюсь, что это я украл код от замка ограждения силового барьера. Расскажу, как я залез во внутреннюю сеть Центра. Расскажу, как забрался в квартиру Кугера. Спорим, она сразу потащит меня к нему?

— Он тебе не поверит, — со слабой надеждой возразил Рэйдо.

— Я назову расположение камер внутреннего слежения в его квартире. Он поверит. А если не поверит, то Манон подтвердит.

— Ты ненормальный? — побелевшими губами прошелестел Рэйдо.

Хэллан перестал улыбаться.

— Ты что, не рад, что я останусь с тобой?

— Рад? Я должен быть рад, что из-за меня не сбылась твоя мечта? Я же всю жизнь буду виноватым! Мы же не знаем, что за тем забором! Откуда знать, сколько мы там проживём? А ты даже кулаком заехать по-настоящему не сможешь, если к тебе кто-то полезет!

— Ты всё преувеличиваешь! — отмахнулся Хэллан.

— Да?! — воскликнул Рэйдо, но, спохватившись, понизил голос. — Думаешь, я не представлял, как мы вместе будем жить в трущобах?! Я каждый вечер думал про это так, что аж башка болела. Ты тонкий, красивый, умный... Нельзя тебе туда! Нельзя!

— Я не спрашиваю твоего разрешения. К тому же я всё решил: после завтрака удивлю нашу «маман», — с этими словами Хэллан развернулся и открыл дверь кабинки, но Рэйдо схватил его за пижаму, прижался к нему, быстро зашептал:

— Я очень-очень прошу тебя! Не делай этого! Я сгрызу себя, если ты окажешься в трущобах из-за меня! Видел бы ты себя, когда говорил о Танагуре! Ты весь светился! Может, в Танагуре тебя ждёт карьера, почёт и роскошь, как у Кугера, а ты собрался в Керес! Ты пожалеешь об этом сразу, как там окажешься! А потом будешь ненавидеть за это меня! Хэллан, подумай!

Тот высвободился из рук Рэйдо и спокойно ответил:

— Я уже подумал. Я остаюсь с тобой.

Он вышел из кабинки и вернулся в спальню. «Рэйдо сейчас, наверное, бесится там, в туалете. Ничего, перебесится, а потом будет рад», — с этими мыслями Хэллан быстро уснул. Ему снился солнечный Керес и то, как Рэйдо прошептал: «Я люблю тебя, Хэллан, и хочу, чтобы ты был счастлив», и поцеловал его в лоб — Хэллан ощутил прикосновение губ и улыбнулся во сне.

Первым, что он увидел, утром открыв глаза, была пустая кровать Рэйдо. «Будет дуться на меня, как это уже бывало, но потом всё равно будет рад», — подумал он и улыбнулся — предстоящий разговор с «маман» его не пугал. Подумаешь: выбросят из Центра чуть раньше! Настроение улучшилось, Хэллан быстро оделся и стал приводить в порядок свою постель. Подняв подушку, он похолодел: под ней лежали вещи Рэйдо — его поцарапанный планшет и разрисованный браслет. Хэллана будто накрыло тяжёлым одеялом — ему стало трудно дышать. Он медленно сел на постель и включил планшет. На экране было письмо:

«Если ты это читаешь, значит, оттуда точно никто не возвращается, — при этих словах Хэллана начал бить озноб. — Ты ушёл, а я всё думал. Признаться "маман" — значит стать самым большим придурком в мире. На самом деле я думаю, что все страшилки про трущобы — правда. Я врал тебе, что мне не страшно. Если честно, я бы всё отдал за то, чтобы оказаться в Танагуре. Но из нас двоих туда попадёшь только ты. Хэллан, исполни моё самое большое желание! Проживи счастливую жизнь в Танагуре за меня. Пожалуйста-пожалуйста! Обещай мне!

Р.

Прости, я взял твой планшет».

Не было нужды уточнять, откуда именно «оттуда». Рэйдо ушёл вслед за Геддой. В носу нещадно щипало от слёз, но Хэллан почему-то не мог заплакать, он сидел на кровати и смотрел прямо перед собой невидящим взглядом. В спальню вошла нянька. Она молча сняла бельё с постели Рэйдо, вынула его вещи из шкафчика и со всем этим добром направилась к выходу.

— Куда вы уносите его вещи? — охрипшим голосом окликнул её Хэллан. — Где Рэйдо?

— Он уже в Кересе, эти вещи ему больше не нужны, — не оглядываясь, бросила та и скрылась за дверью.

«В Кересе! Ни в каком Кересе его нет! — мысленно кричал Хэллан, глядя ей вслед. Он спрятал лицо в ладонях. — Ну какой же ты придурок, Рэйдо! Зачем?! Зачем?!»

Он не знал, как дальше быть: идти к «маман» больше не имело смысла, искать Рэйдо — тоже. Хэллан надел браслет Рэйдо на запястье и какое-то время смотрел на его пустую кровать, потом вдруг сорвался с места и выбежал из спальни. Он не пошёл на занятия и долго бродил по парку, потом сел на траву под большим кустом, уткнулся лбом в колени и наконец заплакал. Он ненавидел себя, Рэйдо, Танагуру и все тайны Гардиан. Впервые в жизни ему хотелось умереть, чтобы ничего не чувствовать. К действительности его вернул чей-то грубый окрик:

— Встать! Живо!

Хэллан подскочил и вытянулся в струнку перед «синим».

— У тебя будут большие неприятности, парень, — пообещал тот и, грубо схватив его за руку, потащил в сторону главного корпуса.

Вопреки ожиданиям Хэллана, «синий» приволок его не к «маман» и не к Кугеру, а в душевую.

— У тебя ровно семь минут, — приказал он и сунул ему в руки свёрток с чистой одеждой. Хэллан ждал, что «синий» уйдёт, но тот никуда не собирался. Он скрестил на груди руки и кивнул на душ со словами: — Я с тебя глаз не спущу. Так что пошевеливайся, время пошло.

Через шесть с половиной минут Хэллан был вымыт, причёсан и одет в новую белую униформу. «Синий» крепко схватил его за плечо и повёл по незнакомым коридорам. Хэллану стало страшно: у Рэйдо был его планшет, и... Ещё каких-то полчаса назад Хэллан мечтал о смерти, а теперь боялся её. «Синий» привел его в какой-то отсек, где уже находились семеро выпускников — все они были в «танагурском списке».

Слухи, как обычно, оказались правдивы лишь наполовину — группу для Танагуры забирали не через «пару дней», а «завтра». Во дворе выпускников ждал большой аэрокар, «синий» занял место пилота. Ни один из «счастливчиков» не бросил прощальный взгляд на окна, откуда на них завистливо смотрели десятки пар глаз. Хэллану казалось, будто его, как пылинку, подхватил порыв ветра и понёс куда-то с бешеной скоростью, не давая возможности подумать и разобраться в своих чувствах.

Первый полёт в аэрокаре немного отвлёк его от грустных мыслей: Хэллан с любопытством смотрел в окно. Серенький безликий Керес и возвышающиеся над кронами деревьев белые башни Попечительского Центра быстро исчезли из вида, а внизу огромным разноцветным морем раскинулся яркий и нарядный Мидас.

— Смотрите, Танагура! — прошептал кто-то. Остальные хмыкнули и уже хотели покрутить пальцем у виска, зная из курса обучения, что «Железный город» не может быть таким пёстрым, но говорящий смотрел не вниз, а вперёд. В лучах послеполуденного солнца Танагура, огромная, величественная, блистала совершенством форм и гладкостью стекла и металла. Как бы ни было паршиво на душе у Хэллана, увидев её, он восхищённо вздохнул. Аэрокар нырнул вниз и припарковался во внутреннем дворе какого-то здания.

Группу встретили люди в светло-серой форме, их было столько же, сколько и выпускников Центра — восемь. Все они были, как на подбор, одного роста и возраста и до странности похожи друг на друга: тёмно-серые волосы, удивительно правильные черты лица, аккуратные коротко подстриженные волосы. Один из них подошёл к Хэллану и приятным мягким голосом произнёс:

— Следуй за мной.

И направился внутрь здания. Хэллан и его товарищи переглянулись и последовали каждый за своим провожатым.

Пока они шли по длинному ярко освещённому коридору, где всё сияло чистотой гладких поверхностей, Хэллан украдкой рассматривал человека в форме. Тот был высок и красив, даже очень, но что-то в нём было неуловимо... не так. Помещение, куда он привёл Хэллана, очень напоминало те, что были в медицинском блоке Попечительского Центра.

— Сними одежду и ляг на стол, — велел провожатый.

Хэллан взглянул в сторону окружённого аппаратурой стола и с трудом сглотнул: внутри всё сжалось в ком от нехорошего предчувствия.

— Сними одежду и ляг на стол, — мягко повторил человек, и Хэллан впервые встретился с ним взглядом. Светло-серые глаза смотрели на него без какого-либо выражения, что не вязалось с интонациями голоса.

— Что со мной будет? — хрипло проговорил Хэллан. Во рту у него пересохло, и язык едва шевелился.

— Стандартная процедура подготовки, — тем же тоном ответил человек и добавил: — Безболезненная.

Хэллан пытался угадать в глазах «медика», насколько соответствует правде последнее слово, но не увидел в них ничего, будто посмотрел сквозь стекло в пустоту. И тут его осенило: «Это же андроид!» Он стал раздеваться.

— Сними всё, — уточнил «медик», видя, что Хэллан оставил трусы.

«Он машина... Ему всё равно...» — Хэллан пытался успокоить свой стыд. Он полностью оголился и лёг на стол, накрытый чехлом такого же светло-серого цвета, как и форма андроида. «Интересно: всё в Танагуре серое? Здания, одежда, глаза андроидов...» Вдруг что-то ущипнуло его в шею, и размышления Хэллана прервались.

Глава 4. Номер восемь

Боли в самом деле не было. Хэллан с трудом разлепил веки: над ним висел серебристый потолок, мягкий свет, казалось, струился отовсюду. В голове носились обрывки мыслей, и всё ещё хотелось спать. «Странно... сколько я здесь?..» — успел подумать он, прежде чем снова провалился в сон. Он просыпался и засыпал несколько раз, а когда он открыл глаза в очередной раз, в мыслях больше не было путаницы, а в теле — слабости. Нестерпимо чесался кончик носа. Хэллан попытался поднять руку, чтобы почесать его, но это ему не удалось: запястья оказались зафиксированы на столе, как и лодыжки. Внутри зашевелился страх.

— Всё в порядке, — послышался рядом знакомый мягкий голос. Тот самый сероглазый «медик» склонился над Хэлланом. — Теперь всё в порядке, номер восемь. Сейчас я тебя освобожу, и ты медленно сядешь.

«Номер восемь? У него что, не отмечено моё имя?» — подумал Хэллан, потирая освобождённые запястья, и медленно, как и велел андроид, сел.

— Теперь встань, — приказал тот.

Хэллан встал. «Медик» подошёл ближе и спросил:

— Как ты себя чувствуешь? Ничто не беспокоит?

— Нет, — уверенно ответил Хэллан и ощутил слабое прикосновение к низу живота. Он опустил взгляд и всхлипнул: у него больше не было яичек, а от члена осталось лишь основание. Хэллан с ужасом смотрел на бледный, уже едва заметный послеоперационный рубец — и не верил своим глазам. Горло сдавило, в ушах зазвенело; Хэллан глотнул воздуха, но поперхнулся и закашлялся, на глазах выступили слёзы. — Что... что вы со мной сделали? — сдавленно прошептал он.

— Фурнитурам гениталии не нужны, — обыденным тоном сообщил андроид. — Так тебе будет намного легче выполнять свои обязанности. Позже ты оценишь результат операции. Поскольку чувствительность рецепторов нижней части твоего тела снижена, время от времени тебя могут беспокоить только фантомные боли, но со временем и они пройдут. Основание члена нечувствительно, пещеристые тела удалены, так что эрегировать остаток не способен и неприятностей тебе не доставит.

Создавалось впечатление, что эту речь «медик» произносит уже далеко не в первый раз.

— Если тебя ничто не беспокоит, то можешь одеться, — добавил он и кивнул в сторону столика, где лежала новая униформа.

«Если тебя ничто не беспокоит...» — эхом звучало в ушах Хэллана, он ощутил, как защипало в носу. Его изуродовали! Зачем? Кому и как могло помешать наличие члена между его ног?! Почему так поступили именно с ним?

— Одевайся, номер восемь, — повторил андроид, — твоя группа отбывает через тридцать минут.

— Меня... зовут... Хэллан, — прохрипел Хэллан и стиснул зубы, чтобы не разреветься. В одночасье он лишился всего: любимого друга, заветной мечты, собственного имени и привычного тела — новое, изуродованное, казалось ему чужим и отвратительным. Он выцарапал бы себя из него, если бы мог. Тошнота подступила к горлу. Чтобы поскорее скрыть своё увечье, Хэллан стал натягивать на себя одежду, давясь невыплаканными слезами.

Вскоре он снова следовал за «медиком» по длинному сверкающему коридору, но если в первый раз его переполняли боль от потери Рэйдо, страх неизвестности и любопытство, то сейчас внутри не было ничего — Хэллан был раздавлен, и ему было почти всё равно, что с ним будет дальше. Снаружи его уже ждали остальные выпускники Гардиан. Теперь они были похожи между собой почти так же, как и андроиды-медики: на всех была одинаковая светло-голубая форма, на бледных лицах — одно и то же выражение немой скорби, а в глазах — пустота. Перелёт из клиники прошёл в полном молчании, и никто из восьмерых так и не решился взглянуть в глаза товарищам.

***

— Номер шесть... Номер семь... Номер восемь.. Номер восемь! — голос Тайона наконец достиг сознания Хэллана, и тот сделал шаг вперёд. Бывший фурнитур одного из тринадцати блонди, Аиши Розена, а ныне наставник новичков, красивый светловолосый человек лет двадцати семи, заложил руки за спину и с важным видом обошёл вокруг него. — Если ты воображаешь, что хозяин будет звать тебя дважды и терпеливо ждать, пока ты удостоишь его вниманием, то ты очень ошибаешься! — угрожающе прошипел он. — Смазливая физиономия здесь далеко не всё, — продолжал Тайон с видом знатока. — Безупречные манеры и расторопность! Вот что поможет вам удержаться на вершине и не попасть в утилизатор биоматериалов раньше времени. Или ты думаешь, что хозяин сжалится над тобой из-за рёва по поводу утраченных яиц? — Тайон прищурился и заглянул Хэллану в глаза. — Так я тебя разочарую: элита не знает жалости. Им твои страдания безразличны, как мерцание звёзд на небе.

— А что им небезразлично? — робко поинтересовался кто-то.

— Что? Кто там вякает без спроса?! — Тайон переключил своё внимание на другой объект, и Хэллан облегчённо вздохнул.

Тайон строил из себя большую шишку и нередко злоупотреблял своим положением. «Я обязан сделать из вас образцовую мебель: прилежную, исполнительную, послушную и молчаливую! — любил повторять он. — И вы, недоспелки, ею станете!» А ещё Тайон не брезговал унизительными телесными наказаниями и немало в этом преуспел: он умел причинять боль, не оставляя следов на теле. Как он говорил, «дабы вразумить, но не испортить товарный вид».

— Вас прежних больше нет! — заявил Тайон при первом знакомстве, когда группу доставили в школу подготовки персонала и велели выстроиться в шеренгу. — Ваши имена и прежние заслуги теперь не имеют никакого значения.

— Нас что, теперь будут звать по номерам? — не поднимая глаз, прошептал кто-то своему соседу.

— Правило первое: открывать рот только с разрешения! — осадил говорившего Тайон. — Имя каждому из вас даст сам хозяин. Вы — избранники судьбы. Вам выпала честь оказаться в Эос. Вы хоть понимаете, что такое Эос? Это вершина Танагуры. Вы станете фурнитурами элиты. Заказ был на семерых, но вас восемь — на выбор, так что кому-то повезёт больше, кому-то — меньше. Говоря о везении, я имею в виду не доброту хозяина — о ней можете забыть, — я толкую об иерархии. Чем выше статус хозяина, тем выше статус его пэта, а значит, и фурнитура. Быть фурнитуром блонди — вот самый верх, — при этих словах Тайон самодовольно прищурился. — Даже старший по этажу засунет язык себе в зад, если он фурнитур какого-нибудь оникса, а ты — фурнитур блонди. Так что, ребятки, учтите, если кто-то из вас раньше был не в ладах друг с другом, а теперь попадёт с ним на разные уровни.

— Ссыте! — обычно приказывал Тайон в туалете и ржал, глядя, как вчерашние воспитанники «Гардиан» принимают замысловатые позы, чтобы меньше разбрызгивалась моча. Но приноровиться к мочеиспусканию из оставшейся от члена «пуговки» было тем ещё испытанием. В этой науке никто пока не преуспел. Тайон фыркал от смеха, а потом заставлял мыть все поверхности, куда могли попасть брызги.

— Да уж, работёнки вам добавится! — насмехался он. — Мало того, что будете подтирать задницы пэтам, так ещё и за собой ссань всякий раз убирать!

Только натешившись вдоволь, Тайон раздал будущим фурнитурам по специальному писсуару — напоминающей гибкую воронку вещице, очень унизительной, но сильно облегчившей жизнь. Унижение — вот для чего член был удалён полностью, и мочиться, не забрызгавшись, можно было лишь с проклятым «писсуаром». Фурнитуры — не люди: их путь начинался с унижения, состоял из унижений и заканчивался утилизацией. Об этом восемь «счастливчиков» узнали чуть позже.

После месяца муштры желание возражать «господину наставнику», как велел называть себя Тайон, сошло на нет. Впервые после клиники «счастливчики» отважились взглянуть друг на друга не раньше, чем через неделю. Робкий обмен взглядами сказал больше любых слов: их прежних больше действительно не было.

— Правило второе: никогда не оправдываться! — продолжал свои уроки «господин наставник». — Никому не интересно ваше нытьё, а хозяину тем более. Он может снисходительно простить вам промах, только если вы безупречны во всём остальном. Поэтому правило третье, по счёту, но не по важности: всегда исполняйте обязанности лучше, чем это возможно. Научитесь читать желания хозяина по движению мизинца его левой ноги, даже если он обут!

Надо было отдать должное Тайону: он терпеливо объяснял, как выполнять свои обязанности. А именно: как следить за порядком и вовремя приглашать андроидов для уборки помещений и ухода за гардеробом хозяина, как ухаживать за пэтом-самкой и пэтом-самцом, а главное — как терпеть их капризы.

— Племенные академки особенно нахальны, — пояснял Тайон, — будто эта сволочная натура заложена в их генах. Вот уж кто способен потрепать нервы! Особенно сучки, хотя и самцы бывают ничуть не лучше. Когда их готовят к вязке и не позволяют трахаться, они дуреют. Никто не позволит вам орать на пэта и тем более бить его, что бы он ни вытворял. Поэтому ещё одна из важных задач фурнитура — научиться хорошо работать ртом.

В тот момент все подумали, что Тайон имеет в виду способность договариваться. То, о чём на самом деле говорил наставник, они поняли, когда начались занятия со списанными пэтами.

— Неплохой конец карьеры, — шутил Тайон, глядя на стонущих от удовольствия юношей и девушек, пока ученики неумело ублажали их половые органы. — Я им откровенно завидую! Чем возиться с тупыми недоспелками, лучше бы мне вот так сладко отсасывали. Жизнь несправедлива... И это тоже правило!.. Номер восемь! Двигаясь так вяло, ты только мозоли ему на члене натрёшь! Смотри, он уже взмок от натуги, а ты всё кончить не даёшь. Давай активнее! И не забывай использовать язык!

Приободрённый этим замечанием, пэт схватил Хэллана за волосы и резко ткнулся членом в его рот. Хэллана и без того мутило от чужого вкуса и запаха, от мерзости всего происходящего, и напрасно он пытался представлять Рэйдо вместо охающего золотоволосого пэта: от этого становилось только хуже. Выходка нахала вывела его из себя, и Хэллан сомкнул зубы. Пэт взвыл и зажал руками промежность.

— А! Так ты с характером? — усмехнулся Тайон, подойдя к Хэллану и вопящему от боли пэту. — Ну-ну... Не засунешь его куда подальше, долго не проживёшь.

— Может, это к лучшему! — огрызнулся Хэллан, стирая с губ вязкую слюну с чужим привкусом.

— К лучшему? — Тайон саркастически приподнял брови. — Ты что думаешь, тебя быстро и безболезненно убаюкают в вечный сон? Размечтался. Пока смерть настигнет тебя, ты будешь долго мучиться, будучи разобранным на части. И поверь, тот вкус, который ты так настойчиво пытаешься убрать изо рта, покажется тебе самым лучшим из того, что ты когда-либо пробовал. Ты в Танагуре, красавчик, а Танагура не расстаётся со свой собственностью просто и безболезненно для последней. Поверь мне, номер восемь, лучший выход — это ни о чём не думать и просто плыть по течению.

Тайон говорил без смеха, без издёвки. Он был спокоен и серьёзен, и это подействовало лучше всяких ругательств или наказания. На самом деле Тайон не мог знать, как погибали списанные фурнитуры, но слухи не рождались на пустом месте. Да и фурнитуры Рауля Ама иногда приносили обрывки фраз из бесед хозяина. Фурнитуры Рауля Ама... Если Ясон Минк славился тем, что часто менял пэтов, то у Рауля Ама подолгу не задерживались фурнитуры.

«Ни о чём не думать и просто плыть по течению» — это было именно то, что делал Хэллан изо дня в день с раннего утра до позднего вечера, когда сил хватало только на то, чтобы смыть с себя запахи прошедшего дня и добрести до постели. Внутри него будто что-то умерло, и он превратился в бездушный автомат: смотрел в зеркало, не видя себя, и в течение дня приучался исполнять свои обязанности, не думая и ничего не ощущая, будь то хоть приём пищи, хоть уборка туалета, хоть очередной минет. Единственным занятием, от которого Хэллан хоть немного оживал, была стажировка за компьютером и изучение планов этажей дворцовой башни.

***

— Ты слишком увлёкся, номер три, — однажды нарочито громко заметил Тайон, отвлекая от своего занятия всех, находящихся в зале, наполненном вздохами и запахом феромонов. — Ты стонешь громче своего пэта. Увидел самку в развороте и сдурел? Не вздумай получать удовольствие от процесса и уж тем более забудь о привязанностях. Итак, зелень, следующее правило: никогда не привязываться к пэту! Сделайте зарубку на носу, раз уж членов у вас больше нет...

Видя, что ученики прервались и вопросительно смотрят на него, Тайон продолжил:

— Среди фурнитуров встречались идиоты, умудрившиеся влюбиться в пэта. В пэта! У пэтов есть кукольно-красивая внешность, но нет мозгов, а у вас они есть. Так пользуйтесь ими, чтобы не добавлять себе лишних неприятностей! Век пэта в Эос недолог. Например, Ясон Минк меняет их почти так же часто, как перчатки. Для элиты пэты — вещи. Более дорогостоящие, чем фурнитуры, но менее полезные. От того, насколько вы будете полезны, напрямую зависит ваша жизнь. И не тешьте себя иллюзией, что карьера каждого отслужившего фурнитура заканчивается так же, как моя. Обычно они просто исчезают. Так не исчезните слишком быстро.

Пэт, которого ублажал Хэллан, с надсадным криком кончил ему в рот. Хэллан научился не чувствовать вкус, поначалу казавшийся ему таким отвратительным. Теперь он был просто номером восемь, а минет — его работой. «Это ненадолго... Это когда-нибудь закончится... Просто плыви по течению...» — твердил он себе, украдкой сплёвывая сперму.

Через два месяца Тайон вновь построил новичков и обратился к ним с речью:

— Завтра вы отбываете в Эос. Помните, чему вас здесь учили, и постарайтесь не свалиться с вершины, на которую вас вознесла судьба. Счастье вам выпало или нет, зависит только от точки зрения. Если смотреть сверху вниз, то всё покажется совсем неплохо.

Теперь в Тайоне не осталось ни следа от прежнего высокомерия. Он был серьёзен и печален и говорил со своими воспитанниками, как с равными.

— Присматривайтесь к хозяину, и вы обязательно увидите в нём то, чем не сможете не восхищаться. В своё время это мне очень помогло.

***

Башня Эос — её изображения воспитанники Тайона видели не раз, но ни одна голограмма не была способна передать и сотой доли её истинного величия и красоты. Однако будущим фурнитурам, взошедшим на вершину дорогой унижений и отчаяния, собственное везение больше не кружило голову. Они смирились со своим новым телом и новыми правилами, научились смотреть друг другу в глаза, даже стали иногда улыбаться, но внутри каждого из них что-то навсегда осталось сломанным.

Аэрокар совершил посадку перед одним из многочисленных входов в Эос. Навстречу группе новых фурнитуров вышел красивый молодой человек с характерной стрижкой и значком старшего фурнитура на груди. Он молча кивнул группе, призывая следовать за собой. Помня трёхмерную модель дворцовой башни до мельчайших подробностей, Хэллан узнавал каждую из галерей, по которым их вёл провожатый, помнил, куда ведёт то или иное из ответвлений и какой зал будет следующим. Как и голограмма, трёхмерная модель не давала представления о размерах помещений Эос. Новички задирали головы вверх, пытаясь определить высоту полупрозрачных сводов, и оглядывались по сторонам в поисках кого-нибудь из элиты. Зал, куда их привёл провожатый, был похож на огромную гостиную.

— Я Дэйко, старший фурнитур высшего уровня, — заговорил молодой человек. — Это салон, где мы все можем встречаться в свободное время. Предупреждаю сразу: его у нас не бывает много. Свои обязанности вы знаете. Осталось озвучить ваше распределение.

— Но ведь нас ещё никто не видел! — возразил номер пять, когда-то, в прошлой жизни, звавшийся Бэфом.

— Хозяева уже сделали свой выбор, — ответил Дэйко, — они видели всё, что им было нужно, а именно — ваш экстерьер и характеристику. Итак, вот ваше распределение: номер один — двадцать первый этаж, апартаменты Сайга Пинара, оникса...

Первый номер покраснел, и было трудно сказать, от радости или от досады.

— Номер два, — продолжал говорить Дэйко, — пятнадцатый этаж, апартаменты Тида Католы, сапфира... — услышав это, первый номер взглянул на второго и ухмыльнулся. — ...Номер три — пятьдесят восьмой этаж, апартаменты Лэйса Дайна, оникса. Номер четыре — пятьдесят второй этаж, апартаменты Пайна Фрэра, платины... — пара-тройка новичков завистливо вздохнули. — Номер пять — семидесятый этаж, апартаменты... Ридана Вайды, платины, — при этих словах пятый номер подмигнул четвёртому, но Дэйко этого как будто не заметил и продолжил оглашать список: — Номер шесть — тридцать третий этаж, апартаменты Вилада Мадса, сапфира. Номер семь — пятнадцатый этаж, апартаменты Клайка Плита, нефрита. Номер восемь... — Дэйко сделал паузу и взглянул на Хэллана, — ...пентхаус, апартаменты Ясона Минка, блонди.

Новички, как по команде, затаили дыхание и посмотрели на Хэллана, а кто-то даже присвистнул. Знать поимённо всю многочисленную элиту Эос было трудно и необязательно, но имя «Ясон Минк» знали все.

— Если вы думаете, что быть фурнитуром блонди — это особая благодать, то я вас разочарую, — сухо произнёс Дэйко. — А быть фурнитуром Ясона Минка — тем более.

— А что с ним не так? — номер пять опередил Хэллана всего на долю секунды.

— Всё так. Просто Ясон Минк — это... Ясон Минк, первый блонди.

«Меняет пэтов, как свои перчатки... Требовательнее остальных... "Ледяной аристократ"...» — в памяти вдруг всплыли обрывки фраз наставника Тайона, на которые раньше никто не обращал внимания.

Кто-то сочувственно похлопал Хэллана по плечу.

— Теперь получите свои браслеты, — продолжил Дэйко.

Каждый новичок уже знал, что такое браслет фурнитура и как с ним обращаться, поэтому все просто молча протягивали руку.

— Это что? — строго спросил Дэйко, увидев браслет Рэйдо на запястье Хэллана.

— Можно мне... надеть браслет фурнитура поверх него? — попросил тот, умоляюще глядя в голубые глаза Дэйко.

— Ты болван, — ответил старший фурнитур. — Ничего не тащи с собой из прежней жизни! Здесь тебя нагрузят так, что спина прогнётся. Если на тебе будет висеть ещё и прошлое, ты сломаешься.

Дэйко бесцеремонно сдёрнул с руки Хэллана единственное оставшееся напоминание о Рэйдо и защёлкнул вокруг его запястья блестящий фурнитурский браслет.

Глава 5. Первый блонди

— Вот апартаменты Ясона Минка, приятель, — сказал Фэйт, старший по верхнему этажу, на котором располагались апартаменты нескольких из тринадцати блонди.

Створки двери бесшумно раздвинулись, и взору Хэллана открылся огромный светлый холл. Хэллан никогда не представлял, на что может быть похоже жилище элиты, но строгость обстановки его удивила. На первый взгляд казалось, что первый блонди Танагуры живёт скромнее, чем управляющий Гардиан.

— Что, не впечатляет? — фыркнул Фэйт и вошёл в комнату. — Помню, как твой предшественник удивился, что в апартаментах Минка нет фонтанов и роскошных ковров. У него аж лицо вытянулось. Но не волнуйся: тебя впечатлит сам хозяин.

— Что с ним случилось? — тихо спросил Хэллан.

Фэйт обернулся и удивлённо уставился на него.

— С Минком?

— С моим предшественником, — уточнил Хэллан.

Старший по этажу покусал губу, прежде чем ответить:

— Не знаю. Может, его просто утилизировали, а может, и не просто...

— Как это?

— Ну... никто ничего точно не знает, но говорят, что иногда фурнитуров и пэтов отдают в лаборатории Рауля Ама... — Фэйт замолчал и вдруг, понизив голос, добавил: — Вообще, приятель, меньше задавай вопросов. Навостри ушки и гляди в оба, что бы ни случилось, но при этом не замечай ничего дурного, не слышь ничего дурного и не говори ничего дурного. Запомни это железное правило!.. Короче, осваивайся. Твой пэт сейчас в салоне, я приведу его позже. Честно, сочувствую тебе: Галлейн, новый пэт — ещё та скотина. Пока у Минка не было фурнитура, этот засранец был на мне. Через полчаса вас познакомлю. Минк возвращается поздно, так что освоиться успеешь. Да! Переоденься в форму фурнитура блонди! В твоей комнате есть несколько комплектов.

Он направился к выходу.

— А... — Хэллан замолчал на полуслове, и Фэйт обернулся. — За что... моего предшественника... — Хэллан не мог найти подходящего слова.

— Утилизировали? — помог Фэйт. — Откуда мне знать? Может, это просто прихоть Минка — решил сменить предмет интерьера... А может, тот и натворил чего. Обычно чем грандиознее происшествие, тем меньше мы о нём знаем... Фурнитуры, знаешь, вовсе не ангелы...

Фэйт скрылся за дверью, а Хэллан стал знакомиться со своим новым жильём.

***

Галлейн оказался кукольно-красивым: невысокий, изящный, с большущими ярко-зелёными глазами и волосами, сияющими золотом. У него были мягкие черты лица и чересчур яркие губы. На вид он был не старше самого Хэллана. Красота, происхождение, принадлежность самому Ясону Минку и востребованность для вязок сделали Галлейна не в меру самовлюблённым и капризным.

— Хм... долговязый... Ты хоть отсасываешь хорошо? — бросил он вместо приветствия, окинув Хэллана наглым взглядом.

— Будешь хорошо вести себя — может, и узнаешь, — криво усмехнулся Хэллан.

Галлейн с разбега прыгнул на диван и заявил:

— Ты ничего не понял, тупая мебель! У меня на пятке клеймо Академии, за меня отвалено столько, сколько... — Галлейн замялся, не придумав сравнения, но тут же продолжил: — А у тебя даже имени нет! Вот хорошо отсосёшь, и я, может, буду вести себя тихо. А если нет, то... хозяин всё равно накажет тебя, а не меня!

Хэллан видел этого мальчишку впервые в жизни, говорил с ним не дольше пяти минут, но уже ненавидел его.

— Во-первых, слезь с дивана! — прошипел он и стащил Галлейна на мягкий ковёр. Тот аж задохнулся от такой непочтительности и начал хныкать. — А во-вторых, сколько бы ты ни стоил, рано или поздно хозяин избавится от тебя, так что не строй из себя великую ценность!

— Ты! Тупой! Верзила! — Галлейн выплюнул эти слова по одному и снова полез на диван.

Хэллан попытался стащить его, но тот уцепился за спинку и заверещал, как сирена.

— Что здесь происходит? — послышался за спиной ледяной голос.

Хэллан вздрогнул и увидел, как побледнело лицо Галлейна. Тот мигом сполз с дивана на пол и лучезарно улыбнулся хозяину. Хэллан сглотнул и медленно обернулся. Он был очень рослым для своих лет, но на Ясона Минка смотрел снизу вверх. «Тебя впечатлит сам хозяин», — пообещал Фэйт, и Хэллан был впечатлён. «Такой молодой!» — было его первой мыслью. «Такой красивый!» — было второй. Первый блонди выглядел не старше наставника Тайона, а его красота казалась совершенной. «Не всё в Танагуре серое», — подумал Хэллан, заметив, что глаза его хозяина красивого синего цвета, а волосы...

— Что это за беспорядок, Катце? — повторил свой вопрос Ясон Минк и прошёл вглубь комнаты, стягивая с рук перчатки.

«Катце», — Хэллан шевелил губами, будто пробуя это имя на вкус. Минк остановился и бросил перчатки на столик.

— Я жду, — будто сквозь сон донёсся его спокойный голос до Хэллана, но тот, как заворожённый, рассматривал длинные светлые волосы, покрывающие спину блонди, — он никогда не видел ничего подобного. Одно дело знать, что элита носит длинные волосы, и другое — видеть это, да ещё и так близко. Внезапная боль вернула Хэллана к реальности. Он едва сдержал крик и согнулся чуть не пополам, когда Галлейн со всей силы ущипнул его за ногу.

Ясон повернулся и пристально взглянул на замершего в поклоне фурнитура.

— Ты можешь говорить, Катце, ведь я задал тебе вопрос, — повторил он.

— П-простите, — хрипло заговорил Хэллан, глядя в пол. — Мы... я... виноват.

— Пэту не место в гостиной, Катце, — вновь заговорил Ясон, — будь внимателен.

— Я пыт... — Хэллан с ужасом замолчал. «Никогда не оправдываться», — гласило правило номер два, и Хэллан только что едва не нарушил его. — Да, господин Минк... — спешно поправился он и поклонился ещё ниже.

— Хорошо, — равнодушно бросил хозяин и прошёл в свою спальню.

Знакомство с первым блонди Танагуры состоялось. Теперь оставалось познакомиться с собой.

— Катце... Катце... Катце... — едва слышно повторял Хэллан, стараясь привыкнуть к новому имени. Ему нравилось его мягкое звучание, даже если хозяин произносил его холодно и колко. «Ледяной аристократ» — со временем Катце понял, почему Ясона Минка прозвали именно так. Аристократические манеры блонди и его потрясающая красота в сочетании с вечной высокомерной невозмутимостью действительно напоминали искрящийся на солнце лёд — обжигающе холодный, об него немудрено пораниться. «Присматривайтесь к хозяину, и вы обязательно увидите в нём то, чем не сможете не восхищаться», — Катце вспомнил эти слова наставника Тайона и признал их правоту. Ясон Минк казался безупречным.

— Вот и всё, Рэйдо... — шептал он перед тем, как уснуть. — ...Я перестал реветь в подушку долгими бессонными ночами и даже уже могу смотреть на то, что осталось от моего члена. Мечта оказалась совсем не тем, о чём я думал, но разве ужасы трущоб были бы лучше? Я учусь жить в Эос и стараюсь проникнуться величием Танагуры. Если бы ты видел тех, кто управляет ею! Они само совершенство. Так что ты можешь быть спокоен, Рэйдо, я исполняю твоё последнее желание.

Катце в самом деле больше не плакал по ночам, но часто просыпался от кошмаров. Ему снились таинственные подземные этажи под «Гардиан» и кричащий от боли Рэйдо. Бывало, Катце подолгу лежал с открытыми глазами, боясь, что уснув, опять услышит этот леденящий душу крик.

***

— Отвали от меня, придурок! — огрызнулся Галлейн, когда Катце насильно усадил его в ванну с ароматной пеной, и тут же взвизгнул: — Ай! Тупая мебель! Вода слишком горячая!.. Да, вот так!.. Ещё... Придурок! Теперь она холодная!.. Ай, больно!

— Заткнись и сиди смирно! — приказал Катце. — Ты достал меня своими капризами!

— Это потому, что ты тупой! — парировал Галлейн. — У всех фурнитуры как фурнитуры: ухаживают, лелеют, ласкают и регулярно отсасывают, одному мне достался какой-то мудак. Ты как со мной обращаешься?! Я племенной академский пэт! Да у меня вязки расписаны на... наперёд!

— Именно к ним я тебя и готовлю, — процедил Катце, бесцеремонно окуная Галлейна в воду.

— Ай! Сволочь! — завизжал тот, фыркая и отплёвывая пену. — Да я... я хозяину пожалуюсь!

— Давай, беги! — усмехнулся Катце, хотя внутри него всё сжалось от страха, стоило ему представить, что сделает Ясон, узнай он, как фурнитур обращается с его собственностью. — А я посмотрю, как Ясон Минк будет слушать тебя и кивать.

Галлейн надулся и замолчал, и Катце уже вздохнул с облегчением, как вдруг пэт зажмурился и начал оглушительно визжать.

— Заткнись! Заткнись, скотина!

Катце попытался зажать Галлейну рот, но тот вцепился зубами в его ладонь. Катце не удержался и отвесил ему оплеуху. Галлейн сверкнул глазами и натужно засопел. Этот бой закончился победой фурнитура, но лишь на первый взгляд. Гроза не заставила себя долго ждать.

— До меня дошли слухи, что ты не ладишь с моим пэтом, Катце, — спокойным тоном произнёс Ясон. Он стоял у окна, и Катце не видел его лица, но всем своим существом чувствовал исходящую от блонди угрозу.

— Господин Минк, я прошу проще... — начал Катце, но Ясон резко развернулся и так окинул его ледяным взглядом, что он замолк на полуслове.

— Меня не интересует твоё покаяние. Всё, что мне нужно, — чтобы мой пэт был здоров, красив и не позорил меня.

Катце ощутил, как в груди больно ударилось сердце. Он лихорадочно соображал: «Что успела натворить эта скотина? Он же всё время при мне! Разве что в салоне...»

— Это слишком сложно для тебя, Катце? — слова Ясона били кнутом, а его взгляд буквально придавливал к полу.

— Нет, господин Минк, — едва слышно ответил Катце.

— Если нет, то почему я узнаю от своих коллег, что мой фурнитур издевается над моим пэтом?

— Издеваюсь? — в ужасе прошептал Катце.

— Так рассказывал Галлейн. Подробности меня не интересуют. Мне безразлично, что ты будешь делать, Катце, но мой пэт должен быть здоров, красив и доволен жизнью. Это ясно?

— Да, господин Минк, — пролепетал Катце и поклонился, но не столько из почтения и покорности, сколько от желания скрыться от пронзительного взгляда хозяина.

Чуть позже его ждала порция упрёков от Фэйта:

— Ты сдурел? Это неслыханно — так обращаться с пэтом! Да ещё и с пэтом блонди! Да ещё и самого Минка! Тебе что, жить надоело?

— Подумаешь, засунул в ванну! Он устроил мне истерику, что мне оставалось делать? Мне через полчаса нужно было привести его в салон для вечеринок...

— Тебе в школе не рассказывали, что и как нужно делать? — ядовито процедил Фэйт. — Или ты в этом смысле лучше остальных? Думал, если ты будешь избегать части своих обязанностей, об этом никто не узнает? Пэты безмозглые, но не немые! И чего ты добился? Твой Галлейн был не в духе, и вязка чуть не провалилась. Провал пэта — позор хозяина. Ты хоть понимаешь, как ты оскорбил Минка?!

Катце затошнило от страха при последних словах Фэйта, а тот безжалостно продолжал:

— Катце, мне странно, что ты до сих пор его фурнитур... Не смотри на красоту элиты, они холодны, как космос, и так же безжалостны. Ты понимаешь, что хозяин может лишить тебя жизни в любой момент? Я служу здесь уже семь лет и могу тебе сказать, что Минк не из тех, кто делает поблажки. Так что на твоём месте я бы не расслаблялся и удовлетворял любые капризы пэта, даже если бы тот захотел на завтрак хорошо прожаренный кусочек моего собственного мяса. Ну... это в том случае, если ты хочешь жить.

Катце жить хотел. И он жил — в постоянном страхе, что хозяин сочтёт его непригодным и отправит на утилизацию. Он учился чувствовать настроение хозяина, угадывать его желания, чтобы ничем не вызвать его недовольства. «Правило номер неважно-какой, но главное: что бы ни случилось с вверенным вам пэтом, что бы он ни натворил, отвечать придётся вам!» — об этом правиле Катце чуть не забыл. Каждое утро он просыпался с мыслью, какую новую пакость совершит Галлейн, чтобы подставить своего фурнитура, а вечером с замиранием сердца ждал возвращения Ясона. Он снова тихонько всхлипывал под одеялом. «Я такой жалкий, Рэйдо! — шептал он, зарывшись лицом в подушку. — Я живу ради чужих желаний, а самого меня, кажется, уже совсем нет. Недавно Фэйт спросил, хочу ли я жить, и я понял, что хочу. Даже вот так, как живу. Я только здесь понял, что никогда не заслуживал тебя. У меня не хватило бы духу сделать то, что сделал ты. Я сам себе противен. Хотя... меня больше нет... и тебя тоже...»

***

— М-м-м... да... вот так... — стонал Галлейн, в то время как язык Катце порхал по головке его члена. — Вот так, тупая мебель... а я говорил, что я для хозяина важнее, чем ты... Ах-х!

Катце до боли в глазах зажмурился, чтобы не сомкнуть челюсти. «Это когда-нибудь закончится... Это обязательно закончится...» — мысленно повторял он, старательно ублажая ненавистного пэта. Тот наглел: то совал ему в лицо маленькие стопы с мягкими розовыми пятками, то грубо хватал за волосы, чтобы самому управлять процессом. Он по-прежнему изводил Катце капризами, и тому приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы жажда удовольствия пэта перевешивала его желание вредничать. Галлейн был востребованным самцом, именно поэтому задержался у Ясона дольше обыкновенного, и от этого его просто распирало от гордости.

— Видал, какие у меня новые серёжки? — хвастал он всего час назад, поблёскивая драгоценными камнями в мочках маленьких ушек — так, будто это не Катце, а кто-то другой надевал на него эти серьги. — Сегодня в салоне все попадали! Только посмотри, что для меня делает хозяин!

Катце очень хотелось возразить, что хозяин делает это не сам и вовсе не для Галлейна, просто внешний вид пэта должен соответствовать статусу хозяина, но высокомерный тупица, уверенный в собственной правоте, всё равно ничего не понял бы и остался при своём ценном мнении. «Как странно, — думал Катце, — я ведь знаю, что на самом деле Галлейн для господина Минка — такое же пустое место, как и я. Ну... почти... Но он того гляди лопнет от гордости... Может, это потому, что он глупый?..» Пэт затрепетал и, тонко вскрикнув, обмяк.

— Вот мне интересно, — зевая, забормотал он, — ты завидуешь тому, что у меня есть член? А вот твой когда отрезали, его куда потом дели? Выбросили или отдали тебе? — вдруг он противно захихикал: — Я представил, что у тебя там теперь. Покажи мне!

Катце сделал вид, что не слышит, и стал готовить Галлейну постель.

— Покажи мне, мебель! — не унимался тот и стал канючить: — Покажи... Покажи... — и вдруг взвизгнул: — Покажи! — и вцепился в его пах.

Звук пощёчины показался Катце слишком громким. Он отдёрнул ладонь, будто обожжённую ударом, и в ужасе уставился на Галлейна. Он снова ударил пэта — вредного, заносчивого, мстительного мальчишку, драгоценную собственность Ясона Минка. Вопреки ожиданиям Галлейн не завизжал и не захныкал — он поджал губы и молча полез в постель. Это тягостное молчание показалось Катце хуже любой истерики. Он стал готовиться к худшему — какой-нибудь выходке Галлейна и своей утилизации. Но следующий день прошёл, как обычно, через неделю тоже ничего не произошло. Всё шло своим чередом: однообразные дни сменяли друг друга, Катце по-прежнему ухаживал за Галлейном и старательно ублажал его перед сном.

Ночь — её Катце начинал ждать с раннего утра. Ночь стирала контрасты и дарила покой и тишину. Он уложил разомлевшего после ласк Галлейна в постель, вернулся в гостиную и приблизился к панорамному окну: с высоты пентхауса Эос огни Мидаса выглядели вовсе не так привлекательно, как из сада Кугера. Казалось, будто нарядный Мидас потускнел рядом с Танагурой, а та, в свою очередь, почтительно преклонила колени перед Эос. Катце стоял на вершине мира и смотрел сверху вниз. По спине пробежала дрожь восторга, а в памяти всплыли слова наставника Тайона: «Счастье вам выпало или нет, зависит только от точки зрения. Если смотреть сверху вниз, то всё покажется совсем неплохо». Он — фурнитур самого Ясона Минка, первого блонди Танагуры, тот сам выбрал его, а это что-то да значило.

Катце вдруг вспомнил, как несколько недель назад на том самом диване, с которого он стаскивал Галлейна в день своего прибытия в Эос, сидел господин Ам. Такой же молодой и ослепительно красивый, как и хозяин, главный биотехнолог Танагуры выразил желание взглянуть на пэта Минка вблизи. Галлейн принял живописную позу, чтобы продемонстрировать гостю всю свою красоту, но того, похоже, больше заинтересовал не пэт, а фурнитур.

— Я всегда отмечал твой безупречный вкус, Ясон, — сказал Рауль, будто ощупывая Катце холодным взглядом зелёных глаз. — Недурной экземпляр... Удивительно симметричный и пропорциональный... Отличный экстерьер. И к твоим апартаментам подходит. Когда решишь от него избавиться, вспомни обо мне.

От такой похвалы Катце передёрнуло, а его страх перед Ясоном с того дня стал ещё сильнее.

Глава 6. «Сокровищница» Танагуры

— Да нет же, говорю вам, это был не пэт платины! — доказывал один из фурнитуров.

Был поздний вечер, все пэты уже мирно спали в своих постелях, а их фурнитуры, улучив свободную минутку, обсуждали новости в своём салоне.

— Хочешь сказать, что академку без разрешения хозяина повязал пэт сапфира? — рассмеялся кто-то из сидящих на диване.

— Чего ржёшь! — фыркнул Фэйт. — Можно подумать, твой пэт не мог бы сорваться с привязи. Вон, например, Галлейн Катце — так и норовит выкинуть какую-нибудь пакость. Тот уже шестой месяц с ним мучается.

— Как думаете, и пэт-самка, и её фурнитур вместе попадут к Аму на лабораторный стол? — поинтересовался кто-то.

— Ну, если бы самка принадлежала самому Раулю, то однозначно попали бы оба, — ответил Фэйт, — не помню случая, чтобы он кого-то жалел. Что касается провинившихся фурнитуров, я почти уверен, что все они заканчивают карьеру в его лаборатории.

При этих словах воображение Катце нарисовало картину, от которой захотелось расстаться со съеденным ужином. Кто-то из фурнитуров спросил:

— Так от чьего пэта залетела самка платины? Версии есть? Ох, сочувствую я тому, чей пэт её обрюхатил...

— Скоро узнаем, — с мрачным видом заключил Фэйт. — Кто исчезнет из наших рядов, того и пэт.

Однако спустя месяц никто из фурнитуров не исчез — пропал Галлейн. Хозяин велел Катце отвести пэта на медосмотр, откуда тот уже не вернулся. На робкий вопрос фурнитура Минк ответил:

— Он мне надоел, я уже присмотрел другого, так что скучать тебе недолго.

«Другим» оказался Яниз — самый дорогостоящий экземпляр новой линии Академии. Его Ясон приобрёл на Большом Аукционе. Яниз не устраивал истерик, как Галлейн, но был по-своему невыносимым. Он игнорировал своего фурнитура, если у него не было настроения делать то, что от него требовалось, мог «не услышать», когда Катце обращался к нему по имени, и отказывался следовать установленному распорядку.

— Скажи, они все такие, или это только мне так везёт? — обессиленно повалившись на диван в салоне, спросил Катце старшего по этажу.

Фэйт сел напротив и вздохнул:

— Ну а чего ты хотел? Эти игрушки где-то тупые, а где-то соображают быстро. Этот новенький... Яниз, да? Он не умеет считать, но быстро понял, кто его купил... А потом один поход в салон... Короче, я тебе сочувствую, Катце... Твоя незавидная участь — заносчивые говнюки... Одно хорошо — ты фурнитур самого Минка, так что никто к тебе не прицепится со своим выпендрёжем.

Катце ужасно устал за день, его клонило в сон. Он растянулся на диване и, закрыв глаза, пробормотал:

— Не знаю, как мне это помогло... Все мы тут убираем дерьмо и отсасываем, какой уж выпендрёж...

Фэйт укоризненно посмотрел на него и горько усмехнулся:

— Молодой ты ещё... глупый... и везучий.

Катце приоткрыл один глаз и с любопытством посмотрел на Фэйта — тот заметил это и продолжил:

— Да! Ты хоть представляешь, сколько народу продаст душу за твою беленькую форму фурнитура блонди? — Фэйт криво улыбнулся. — Не все попадают к завидному хозяину и остаются неприкосновенными. Моя карьера началась семь лет назад и сорока семью этажами ниже... Я был распределён в фурнитуры Колена Кросса, нефрита. Позиция, сам понимаешь, не ахти... — Фэйт осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не слушает, и, понизив голос, продолжил: — В Центре... у меня был... недоброжелатель... — он сделал паузу, и Катце, окончательно проснувшись, наклонился к нему. — Знаешь, такой из себя крутой, со свитой... — Катце знал, ведь в каждом блоке были свои короли и изгои. — Один из подпевал попал сюда вместе с ним, и оба оказались на более высоких уровнях, чем я: один стал фурнитуром оникса, другой — платины. Видел бы ты рожу Феликса, когда один из его свиты скакнул на уровень выше! — Фэйт приглушённо засмеялся. — Думаю, он озверел именно из-за этого. Ну а я... был привычным мальчиком для битья...

— Тебя били?! Здесь? — изумился Катце. У него в голове не укладывалось, что в Эос могло происходить что-то подобное.

Фэйт ответил не сразу. Он закрыл глаза, а когда открыл их, на Катце будто взглянула сама мудрость.

— Иногда для того, чтобы больно ударить, не нужен кулак. Поверь, можно сделать жизнь невыносимой и без рукоприкладства.

Катце смотрел на старшего фурнитура и пытался представить, через какие испытания тому пришлось пройти.

— А как ты... — начал он и замолчал.

— Поднялся до пентхауса? — закончил за него Фэйт. — Я старался, Катце. Я очень старался. Поначалу я много плакал. Я наелся унижений ещё в Центре, потом... после операции... мне казалось, что наше положение уравнялось, но, как выяснилось, нет... Иерархия... она повсюду. У меня был выбор: биться в истерике, упиваться жалостью к себе и быстро оказаться на помойке — или стиснуть зубы, терпеть и стараться стать лучшим.

— А как ты стал фурнитуром господина Зави? Самого главы Эос!

— Мой путь наверх был долгим. Сначала меня одолжили ониксу. Вполне себе ничего хозяин, должен заметить. Потом из-за какого-то происшествия меня как бы отдали в уплату долга... вместо пэта или что-то вроде того. В то время я ещё не держал ушки на макушке, и зря... Долгих два года я служил платине. Он тоже покупал академок, так что я намучился, — Фэйт грустно улыбнулся. — Как-то раз господин Орфей на одном из пэт-шоу пожаловался на своего фурнитура — тот уже был утилизирован, и мой хозяин, желая оказать услугу, меня ему подарил.

Катце скривился: «одолжили», «отдали», «подарили» — настолько вещью он не ощущал себя никогда.

— Уже больше четырёх лет я фурнитур господина Орфея и старший по этажу, — закончил рассказ Фэйт.

— А эти твои... недоброжелатели? — поинтересовался Катце. Он не мог представить себе, как фурнитур главы Эос, старший по этажу, где жили блонди, мог подвергаться чьим-то нападкам.

Фэйт, не мигая, смотрел на него.

— Феликса утилизировали два года спустя, а его прихвостня — ещё через год. Так что где теперь они, и где — я. Разве могли они в Гардиан подумать, что так выйдет?

Катце кусал губы, не решаясь задать Фэйту вдруг возникший вопрос. Попадая в Эос, фурнитуры оставляли прошлое за его стенами, но Фэйт стал первым, кто за это время произнёс слово «Центр», и Катце решился:

— Скажи... ты ведь старше меня на семь лет... Когда ты был в Гардиан... ты слышал о... Гедде?

Фэйт нахмурился, будто пытаясь вспомнить, но тут же покачал головой:

— Нет, никогда не слышал. А что, должен был?

— Нет, просто я подумал... А... — Катце снова покусал губу, прежде чем продолжить шёпотом: — Про подземные этажи когда-нибудь слышал?

Фэйт посмотрел на него странным взглядом и вдруг рассмеялся:

— У тебя был такой таинственный вид, что я подумал — ты знаешь какую-то страшную тайну... Катце, да кто в Гардиан не слышал эти сказки? «Искатель», ужасы трущоб и страшные подвалы Центра, где живут невиданные монстры...

«Вот так... "сказки про подвалы", — подумал Катце, — тогда... что же случилось с Рэйдо?» И опять прикусил губу, чтобы не рассказать о планах подземных этажей под главным зданием Гардиан.

— Иногда мне кажется, — продолжал Фэйт, — что Попечительский Центр существует только для того, чтобы поставлять фурнитуров в Эос. Что он такое? Игрушка в руках Танагуры. А какие секреты могут быть у игрушек? Вон, на пэтов посмотри! И ещё... — Фэйт сделал многозначительную паузу, — даже если секреты и есть, тебе в них лучше не соваться. Любопытство — билет в утилизатор. Век пэта короток, а век фурнитура недолог... Чего ты на меня уставился? Это такая поговорка. Не слышал её? Посмотри на меня: скоро я перестану сиять юностью, и мои черты загрубеют. Не присмотрит ли мой изысканный хозяин более подходящую его изящному интерьеру мебель? Я с ужасом жду каждую новую партию новичков — не окажется ли среди них мой заместитель...

Катце с грустью смотрел на Фэйта, красивого, молодого, стройного, и не мог представить, что однажды его уничтожат.

— Не грусти, приятель, — вдруг улыбнулся старший фурнитур, — у тебя впереди ещё годы. Ты на вершине, смотри сверху вниз и постарайся получить от этого хоть какое-то удовольствие.

***

Катце внял совету друга — днём, когда выдавались свободные минуты, он с горящими от восторга глазами сидел за компьютером, а ночью смотрел на огни Мидаса и чувствовал себя на вершине мира в буквальном смысле слова. После Галлейна ни один пэт не задерживался у Ясона дольше полугода, иногда тот покупал новинку и почти сразу продавал её. Катце не понимал, как хозяину могли наскучить пэты, если он едва обращал на них внимание.

Однажды Ясон вернулся домой раньше обычного и распорядился:

— Приготовь Алео к прогулке, Катце. Через полчаса господин Зави ждёт нас у себя.

За четыре года службы у Ясона Катце ни разу не бывал в апартаментах Орфея Зави. Как-то раз он намекнул Фэйту на своё любопытство, на что тот сурово взглянул на него и ответил:

— Ты одним глазком посмотришь на жилище господина Зави, а я обеими ногами окажусь в утилизаторе или ещё где похуже. Если хозяина нет дома, это не значит, что он ничего не видит и не знает.

Истина, пугающая своей очевидностью и простотой, поразила Катце, как электрический разряд — даже в личных апартаментах блонди велось видеонаблюдение. Ясон мог знать о том, как он, Катце, обходился с его пэтами, как отвешивал оплеухи Галлейну, как отказывался лишний раз ублажать того же Яниза... да и остальных... Но Катце тут же отмёл эту мысль, ведь Ясон не стал бы терпеть подобного, и ему стало спокойнее.

Апартаменты Орфея Зави были изящны. За годы службы вкус Катце отточился, так что он смог оценить по достоинству строгую роскошь апартаментов Ясона Минка и теперь краем глаза отмечал детали изысканного убранства жилища главы Эос. Оно соответствовало своему хозяину: та же утончённость и аристократическая элегантность, что и во внешности блонди. Орфей отличался лёгкой, будто летящей походкой, мелодичным голосом и искрящимся, будто слегка ироничным, взглядом светлых глаз. Он не наводил на Катце такого ужаса, как Рауль Ам. Того не спасала даже ослепительная красота — его взгляд оставался жёстким, а тон — сухим.

— Любопытно, что ты предпочитаешь держать пэтов-самцов, Ясон, — с лёгкой улыбкой заметил Орфей. Он элегантным жестом положил ногу на ногу и велел Фэйту привести пэта.

Самочка — очаровательная академка с бесцветными волосами и светло-сиреневыми глазами — тут же приняла соблазнительную позу и стала кокетливо поглядывать на Алео.

— Думаю, они поладят, — одобрительно кивнул Орфей. — Рауль сказал, у неё редкий ген, и твой самец подходит для вязки как нельзя лучше. Что скажешь, Ясон?

Тот пожал плечами. Катце уже не впервые отмечал, что Ясон держится с коллегами с едва уловимым чувством собственного превосходства. Орфей расценил жест Ясона как согласие. Его взгляд соскользнул с пэтов и остановился на Катце.

— Твой фурнитур стал выше ростом и похорошел, Ясон. Всегда восхищался твоей способностью сделать выгодное вложение средств... Весьма элегантный предмет интерьера...

— Рауль тоже отметил необычную для монгрела симметричность Катце, — небрежно бросил Ясон.

Орфей фыркнул:

— Рауль видит в нём только полезный материал для своих опытов, а я — приятный глазу предмет обстановки... Поэтому, Ясон, прежде чем отдать его Раулю, подумай обо мне.

Катце заметил, как при этих словах побледнел Фэйт.

***

Тёмный коридор пугал: казалось, что где-то там, в его глубине, притаилось нечто-то ужасное. Катце едва переставлял ноги: он боялся того, что могло ждать его в конце, ведь он забрёл в запретные этажи под Гардиан. Вдруг раздался крик, полный ужаса и боли. Голос был искажён мукой, но Катце узнал его — это кричал Рэйдо. Он хотел позвать Рэйдо по имени, но горло сдавило, и он не смог даже вздохнуть.

Катце проснулся и резко сел на постели. Сердце билось, как сумасшедшее, а по спине стекал холодный пот. Сколько ещё этот сон будет пугать его? Неужели страшные сказки имеют над ним такую власть?

В повседневной жизни фурнитуров, наполненной заботами об ограниченных пэтах, можно было бы отупеть, если бы не компьютер. Даже новейшее учебное оборудование Центра не шло ни в какое сравнение с возможностями машин в Эос. Глядя на голоэкран горящими от нетерпения глазами, Катце будто возвращался в учебный класс Гардиан. Он снова испытывал те непередаваемые ощущения, как когда тайком шарил во внутренней сети Попечительского Центра в поисках секретов.

«Любопытство — билет в утилизатор»; Фэйт мог оказаться прав, но Катце старался не думать об этом, пока искал пути к базам данных. Он сам не знал, что именно надеется в них найти. В тот момент, когда ему удавалось продвинуться хоть на шаг, он переставал быть ничтожным предметом интерьера и чувствовал себя победителем, почти всемогущим. Его бесцветные дни жизни в Эос вдруг заиграли яркими красками.

— Ты что, подсел на афродизиаки? — внимательно разглядывая Катце, как-то раз вдруг спросил Фэйт и, видя, как тот недоумённо уставился на него, пояснил: — У тебя блестят глаза. У фурнитуров не блестят глаза.

Катце в ответ лишь пожал плечами, а Фэйт, помолчав, веско произнёс:

— Ты не пэт, который может трахаться направо и налево... От афродизиаков можно сойти с ума. Эта дорожка тебя приведёт прямиком к Раулю Аму. Откажись от этой дряни, пока не поздно, Катце. Серьёзно. Бросай это гиблое дело.

«Гиблое дело», — вспоминал Катце, дрожа от возбуждения, когда ему удавалось обойти очередной уровень защиты. Он не был взломщиком, а для подбора кодов доступа требовалось слишком много времени, да и многочисленные неудачные попытки входа были бы сразу замечены — так неминуемо попадёшься. По опыту он уже знал, что у любой системы, как и у Эос, есть множество входов — если нельзя войти через парадный, всегда найдётся маленькая незапертая дверца, которая любезно пропустит внутрь. Система защиты данных в Эос не шла ни в какое сравнение с сетью Попечительского Центра, но и в ней нашлась брешь, куда Катце юркнул при первой же возможности.

Он не поверил собственным глазам, увидев на экране стройные колонки цифровых кодов, которыми были промаркированы директории. Катце активировал режим просмотра списка, и экран зарябил от скользящих по нему потоков цифр. Прошло около пяти минут, а индикатор указывал на то, что не просмотрена даже половина содержания.

«Секретам Танагуры нет числа», — подумал Катце, стирая краем рукава выступившую на лбу испарину.

Данных было слишком много — чтобы хоть одним глазком заглянуть под каждый код, могла понадобиться целая жизнь. В ту ночь Катце долго не мог уснуть: он размышлял, по какой схеме могут быть сгруппированы документы, и как среди них отыскать что-нибудь по-настоящему интересное. Базы данных были сокровищницей, где хранились драгоценности на любой вкус. Катце задумался, о чём он хотел бы узнать. На самом ли деле трущобы так плохи... Или... как утилизируют фурнитуров... — от этой мысли рот наполнился горечью: он был вовсе не уверен в том, что хотел бы это знать. Вот Гардиан... о Попечительском Центре наверняка должно что-то быть. Например, знали ли в Танагуре о слабости Кугера к выпускникам, отбывающим в Эос? Катце уснул только под утро, так и не придумав способ выбрать из огромного списка кодов тот, под которым окажется нужная информация.

***

— Нет, ну ты подумай! — прозвучал на весь салон смех кого-то из фурнитуров. — Сегодня в саду они оголили свои пятки и сравнивали, чьё клеймо красивее! Моя дура аж разревелась из-за того, что у новенькой кого-то из платины клеймо начинается с восьмёрки! Только она сказала «с бантика». Да, представьте, расхныкалась, что «бантик» круче, чем её «жалкая завитушка», — это она так назвала тройку...

Катце сидел, растянувшись в кресле, и тоже думал о цифрах. Ему не терпелось проверить свою гипотезу о принципе группировки данных, но в этот день он не рискнул приближаться к базам, поскольку Ясон был дома весь день. Хозяин работал в своём кабинете, потом принимал у себя гостя — того, кто так пугал Катце, Рауля. От внимательного ледяного взгляда господина Ама у фурнитура Ясона всё внутри переворачивалось, и воображение рисовало ему, как из стройных цифровых колонок складывается дверь в лабораторию самого безжалостного из блонди.

Страха хватило ровно на два дня, а на третий Катце с трясущимися от азарта руками снова залез в «сокровищницу» Танагуры. Он быстро смекнул, что первые две цифры кода указывают на сектор — они многократно повторялись на определённом участке колонки, а потом сменялись новой парой цифр. Катце хотел отыскать среди секторов тот, в котором могла содержаться информация о Попечительском Центре.

Прошёл ещё месяц, прежде чем он нащупал то, что его интересовало. Данных о Гардиан оказалось много, даже слишком. Совершенно неожиданно Катце заинтересовала отчётность по использованию Центром выделяемого финансирования. Суммы были огромными — фактически Гардиан был собственностью Танагуры. Но Катце был удивлён, что содержание зданий и воспитанников обходилось «Железному городу» так дорого. Он возвращался к этим сведениям снова и снова, пока однажды не скопировал данные на свой рабочий планшет, чтобы изучать их без спешки перед сном.

Расходных статей, касавшихся хозяйственной сферы, оказалось много, но суммы были не такими уж значительными. «Интересно, содержание того сада на крыше тоже оплачивает Танагура?» — подумал Катце. Вряд ли источником роскоши в квартире Кугера был его собственный карман. Только неужели Танагура не заметила бы хищений? Или просто закрыла на это глаза? Самые большие суммы выделялись на статью со странным названием «Мастерские». Катце никогда не слышал о том, чтобы в Центре было какое-то производство. В открывшемся списке был длинный перечень цифровых кодов, и напротив каждого стояла внушительная сумма. Было похоже, что у Гардиан всё-таки имелись свои секреты.

Глава 7. Жёсткая рука в мягкой перчатке

Катце замер в поклоне перед хозяином. Ясон сидел на диване, положив ногу на ногу, и внимательно смотрел на своего фурнитура. Тот чувствовал, как его тело сотрясает мелкая дрожь: за неполные пять лет службы у Минка он так и не смог привыкнуть к его холодному изучающему взгляду. Ясон вызвал его с какой-то целью, а теперь молчал, давая возможность воображению Катце нарисовать всё самое страшное. Наконец зазвучал его низкий бархатный голос:

— Я решил продать Алео, Катце, и пока не намерен приобретать другого пэта...

Катце вздохнул — получилось неожиданно громко, и трудно было сказать, чего было в этом вздохе больше — облегчения или тревоги: нет ли у Ясона планов избавиться от ставшего вдруг ненужным фурнитура? А ещё он мог узнать о базах данных...

— Орфей сегодня приобрёл пару, — продолжил Ясон после небольшой паузы, — и его фурнитур может не справиться с нагрузкой. Я предложил тебя ему в помощь, и Орфей с радостью согласился. С завтрашнего дня ты будешь отводить нового самца господина Зави в салон, а потом выгуливать его в саду. После этого располагай оставшимся временем по своему усмотрению. Так будет продолжаться до тех пор, пока я не выберу пета для покупки.

— Да, господин Ясон, — выдохнул Катце и низко поклонился. В этот момент он почти благоговел перед хозяином — настолько ему стало легче.

Однажды Фэйт назвал его везучим, и было похоже, что он оказался прав.

— Честно говоря, я испугался, — признался ему Катце во время прогулки в саду на следующий день.

Фэйт криво усмехнулся:

— Ты не представляешь, как испугался я! И сейчас всё ещё боюсь... Минку ты пока не нужен, а мне уже далеко за двадцать... Сам понимаешь, в Эос в моём возрасте начинаешь пугаться собственной тени...

— Брось, Фэйт, ты нужен своему хозяину. Теперь особенно, ведь у него трое пэтов, а не один. А вот меня здорово перетрясло, я уж подумал, что он узнал... — Катце не договорил и прикусил губу.

— Узнал о причине блеска твоих глаз? — предположил Фэйт.

Катце оглянулся по сторонам и, понизив голос, ответил:

— Да, я испугался, что он знает о базах данных.

Фэйт непонимающе уставился на него.

— Я... залез в базы данных Танагуры... — признался Катце.

Фэйт смотрел в его сияющие от восторга глаза и не мог произнести ни слова. Его лицо, казалось, стало прозрачным от ужаса.

— Скажи, что ты пошутил... — прошептал он. — Скажи, что разыграл меня. Скажи это немедленно, Катце!

— Да не шучу я! — возразил тот. — Я несколько месяцев искал подходы к этим базам. И знаешь, что?..

— Стоп! — внезапно прервал его Фэйт. — Я ничего этого знать не хочу.

Катце удивлённо посмотрел на него.

— Не хочешь узнать, какие сумасшедшие деньги Танагура вливает в какое-то производство в Гардиан? Тебе не интересно узнать, что там могли строить? Вот я думаю, что эти «мастерские» как раз в тех подземных этажах и находятся. Размер помещений подходит...

Фэйт отшатнулся и пробормотал:

— Каких помещений? Откуда ты знаешь о размере подвалов Центра? И... Хотя нет, не говори! Я ничего не хочу знать...

Однако глаза Фэйта блестели от любопытства, и Катце ответил:

— Я скопировал планы подземных этажей, когда залезал во внутреннюю сеть Центра. Хоть что говори, а это не подвалы. Там несколько уровней, а кроме просторных помещений, есть отсеки поменьше, множество коридоров, похожих на какой-то лабиринт...

— Скопировал планы... — как эхо, повторил его слова Фэйт.

— Да! — Катце улыбнулся и добавил: — А теперь, только представь, у меня есть доступ ко всем тайнам Танагуры...

— Лучше бы ты продолжал молчать об этом, — прервал его Фэйт. — Ты забыл один из пунктов железного правила фурнитуров — держать рот на замке. Цена этим тайнам — жизнь.

Он посмотрел на Катце долгим печальным взглядом, позвал пэтов господина Орфея и повёл их домой. «Я же не кому-то растрепал, а только тебе сказал, шёпотом и по секрету», — хотел ответить ему Катце, но лишь грустно вздохнул.

***

«Вот они, тайны подземных этажей, Рэйдо. Сейчас посмотрим, что за секретная продукция производится под Попечительским Центром», — мысленно сказал Катце и открыл первый попавшийся файл директории из списка под заголовком «Мастерские».

Слова заплясали перед его глазами: «результаты исследования», «вскрытие», «биоматериал», «реакция на раздражитель», «продолжительность жизни вне тела», «совмещённые образцы»... Катце закрыл директорию и неверяще уставился в экран. Сердце билось с невероятной скоростью. Дрожащим пальцем он ткнул в следующую директорию и зажмурился, а когда открыл глаза, едва сдержал крик: на голоэкране появились изображения, на которых было что-то живое. Это «что-то» явно раньше было людьми, а теперь походило на... Катце не мог дать определение тому, что видел. Он смотрел на экран, зажав руками рот.

Изображения продолжали сменять друг друга — одно ужаснее другого, а Катце не мог отвести от них взгляда. То, что производилось в «мастерских», не поддавалось описанию, это было за гранью понимания и фантазии. Катце в спешке закрыл базы и сорвался с места. Он едва успел добежать до туалета, где его долго и мучительно рвало до тех пор, пока в желудке не осталось ничего. Он умылся холодной водой и, осев на пол, беззвучно заплакал. Теперь он не сомневался, что в подвалах Центра в самом деле жили чудовища.

А ещё он понял, что в истории Гедды не могло быть «мастерских»: тот попросту не смог бы туда дойти, не имея планов, а вот Рэйдо... Рэйдо, скорее всего, тоже не зашёл бы далеко, «синие» развернули бы его на первом же посту и вернули бы в блок. Вернули бы, если бы при нём не оказалось планшета с информацией из закрытой сети. Катце было так плохо, что хотелось выть в голос. Той ночью он не сомкнул глаз.

— Паршиво выглядишь, — заметил Фэйт, когда утром Катце пришёл забрать одного из пэтов. — Случилось что?

Катце ответил ему затравленным взглядом.

— Всё настолько плохо? — снова спросил Фэйт.

— Я... видел... — ответил Катце и не узнал свой голос.

— Не здесь, — вдруг сказал Фэйт. Он позвал пэтов и повёл их в салон. Катце поплёлся следом.

Выйдя из салона, Фэйт подхватил Катце под локоть и потащил к лифтам. Там осмотрелся по сторонам и тихо спросил:

— Ну? Что и где ты видел?

— Чудовищ... из подвалов, — прошептал Катце и вдруг быстро заговорил: — Там не мастерские, Фэйт. Это какие-то лаборатории, а в них люди... по частям! Понимаешь, не взрослые, а дети. Там происходит что-то жуткое. Части людей, они живые и шевелятся. Руки шевелятся, сердца в раскрытых телах бьются, а глаза смотрят! Это...

Катце замолчал и перевёл дыхание, его трясло. Фэйт молчал, и он снова заговорил:

— Понимаешь, мой друг ушёл туда с моим планшетом. А там наверняка «синие», а в планшете были планы этих лабораторий... Мой друг не вернулся. Из-за этого планшета... из-за меня... Ты был прав, когда сказал, что эти тайны стоят жизни... Я как представлю, что Рэйдо мог оказаться в одной из этих... колб... Теперь я знаю, почему мне всё время снится, как он кричит...

— Не думай об этом. Вот просто не думай, и всё, — резко прервал его Фэйт. — Так ты себя выдашь и закончишь куском мяса на продажу. Прополощут тебе мозги и свеженького и красивенького продадут какому-нибудь залётному богачу. Ты вон какой хорошенький! Или бросят в один из борделей Мидаса для всеобщего пользования.

Фэйт говорил со странной злостью, и Катце посмотрел на него с недоумением.

— Ты, приятель, до сих пор не понял, что такое Танагура и кто ею управляет? — продолжал Фэйт. — Бездушные существа. Мы для них — просто пыль. Этот мир принадлежит им. Ты же служишь у Минка. Когда ты смотришь в его глаза, что ты там видишь?

— Я не могу смотреть ему в глаза, — произнёс Катце, — у меня сводит внутренности от его взгляда.

— Но при этом тебя угораздило влезть в базы данных! Идиот! — прошипел Фэйт и вздрогнул, заметив, как в паре метров от них на полу шевельнулась тень — за углом кто-то был. Фэйт рванулся к повороту, но увидел только спину убегавшего. — Любопытство — билет в утилизатор, — вернувшись, процедил он и быстрым шагом пошёл прочь.

***

Был поздний вечер. Ясон стоял у окна и смотрел на вечерние огни Танагуры, поигрывая цепочкой поводка, на которых обычно водили пэтов. Он вернулся домой несколько минут назад и был явно не в духе — за годы службы Катце научился чувствовать это. Ясон редко бывал зол, как сейчас, и звон цепочки в его руках это подтверждал.

— Так ты интересуешься финансами, Катце? — внезапно прозвучал его голос. Катце показалось, что его сердце сорвалось вниз и разбилось вдребезги. Ясон медленно повернулся.

Катце стоял ни жив ни мёртв под его тяжёлым взглядом, он давно был почти одного роста с Ясоном, но даже в день их первой встречи тот не казался ему таким высоким и опасным. Цепочка продолжала завораживающе покачиваться и позвякивать в его руках — и вдруг она взметнулась, и щёку Катце будто что-то обожгло. Он не понял, что произошло, пока не почувствовал, как по шее стекает тёплая влага, окрашивая его белую форму в алый. Катце прикоснулся к лицу и неверяще уставился на свою окровавленную ладонь. Он поднял взгляд на Ясона — тот улыбался. Это была первая улыбка Ясона Минка, которую Катце видел.

Пальцы нащупали на щеке длинную рваную рану, нанесённую нечеловечески сильной рукой блонди.

— Ты заслужил это, — по-прежнему улыбаясь, сказал Ясон. Он жёг Катце злым взглядом синих глаз и продолжал говорить: — Я не поверил, когда прочитал о твоих способностях. Самый выдающийся из учеников за всю историю существования Попечительского Центра — я не мог тебя пропустить. Мне пришлось избавиться от неплохого фурнитура ради того, чтобы наблюдать за тобой. Удивительные мозги для человека. Монгрел обошёл защиту сети, и это обнаружили только тогда, когда нашли его планшет — разве это не заслуживало внимания и некоторой снисходительности к твоим выходкам?

Катце казалось, что пол медленно уплывает из-под его ног. Ясон продолжал поигрывать цепочкой, с которой капала кровь — капля за каплей; Катце казалось, что он слышит, как они тяжело падают на мягкий светлый ковёр, а бархатный голос блонди всё звучал:

— Бить пэта, за которого отдано целое состояние, допустить его незапланированную вязку — кто потерпит такое? Я терпел. Я ждал, когда же ты покажешь всё, на что способен. Ждать пришлось долго. В конце концов я создал тебе идеальные условия — убрал пэта, предоставил свободу действий. Мне было любопытно, сможешь ли ты обмануть систему защиты. Орфей заявил, что это невозможно — теперь я думаю, что мог бы с ним поспорить на что-то более интересное, чем ужин.

Ясон усмехнулся. Он отбросил цепочку в сторону и сел в кресло. Катце подумал: «Если бы я мог выбирать, кто меня убьёт, пусть бы лучше это был он, а не Рауль...»

— Ты обманул мои ожидания в одном и именно за эту глупость расплатился своим лицом, — продолжал говорить Ясон. — Ты проболтался о лабораториях, я разочарован. Похоже, друзьями ты совсем не дорожишь.

При этих словах у Катце едва не подогнулись колени — он вдруг понял, что имел в виду Фэйт, говоря о цене тайн Танагуры: собственную жизнь.

— Ты ведь не думаешь, что по Эос может разгуливать фурнитур, обладающий такой информацией? — это был вопрос, не требующий ответа, и Ясон продолжил: — Орфей расстроен — остаться без фурнитура... с тремя пэтами. По сути, ты нанёс ему материальный ущерб: Фэйт был очень квалифицированным, ещё пару лет мог бы исправно служить... Зато Рауль доволен.

Катце всхлипнул без слёз. Щека будто горела в огне, но он вцепился в неё липкими от крови пальцами, чтобы стало ещё больнее. Ясон был прав: своим доверием и болтливостью Катце погубил двоих самых близких ему людей. Из кабинета послышался звук входящего вызова — Ясон легко поднялся из кресла и направился туда.

«Ты ведь не думаешь, что по Эос может разгуливать фурнитур, обладающий такой информацией?.. Похоже, друзьями ты совсем не дорожишь...» ­ — в мыслях Катце голос Ясона продолжал повторять эти жестокие слова.

Катце подошёл к окну: вдали Мидас переливался разноцветьем огней, и в этот момент Катце его ненавидел почти так же сильно, как самого себя. «Фэйт... прости», — беззвучно прошептал он. Что же сталось со старшим фурнитуром высшего уровня? Как именно перемолола его система? Фэйт красивый... был красивым... Катце прислонился горячим лбом к прохладному стеклу. Может, ему промыли мозги и выбросили в бордели Мидаса? Или таким, как был, — к Раулю на лабораторный стол... «Зато Рауль доволен», — сказал Ясон. Катце вспомнил изображение из «мастерских», и тошнота подкатила к горлу, из которого вырвалось беззвучное рыдание.

Мидас издевался — на фоне затянутого тучами ночного неба он был единственной яркой звездой. Катце вспомнил, как впервые увидел его вызывающее великолепие с крыши апартаментов Кугера, а потом — и сияющую «мечту» вдали... Думал ли он тогда, каково это — быть на вершине? Мог ли он предположить, что «светлое будущее» — это ярко освещённый коридор, ведущий в утилизатор биоматериалов? Итак, Ясон знает обо всём. Он знал обо всём с самого начала. Блонди играл со своим фурнитуром, наблюдал за ним и терпеливо ждал, когда тот проглотит предложенную наживку.

И что теперь? Как закончится карьера «лучшего ученика за всю историю Попечительского Центра»? Фэйт сказал однажды: «Минк не из тех, кто делает поблажки», — значит ли это, что Ясон придумает для провинившегося особенное наказание? Или его придумает Рауль? Какую именно часть тела Катце он сочтёт наиболее симметричной и подходящей для своих изысканий? Может, он сразу вынет его сердце и покажет его ещё видящим глазам — Катце представил, как оно бьётся в ладони Рауля Ама. Ощутив, что его вот-вот вывернет наизнанку, он в спешке открыл окно и вдохнул прохладный воздух. Мелкий дождь брызнул ему в лицо, размывая подсыхающие потёки крови.

«...Пока смерть настигнет тебя, ты будешь долго мучиться, будучи разобранным на части... Ты в Танагуре, красавчик, а Танагура не расстается со своей собственностью просто и безболезненно для последней...» — наставник Тайон наверняка знал, о чём говорил, ведь ужасы подвалов Гардиан тоже оказались не просто сказками. Катце чувствовал: конец его карьеры будет страшным в любом случае, но сейчас, в эту минуту, он всё ещё был на вершине, а Танагура сияла у его ног и манила своей призрачной красотой.

Катце поставил ногу на подоконник. Полететь в ночь, навстречу огням — смерть быстрая и безболезненная. Он стоял в огромном открытом окне, как картина в раме. Оставалось сделать всего лишь один шаг, и полная унижений жизнь закончится.

— Это непростительная расточительность, Катце, — вдруг раздался позади него голос Ясона. В нём явно слышалась насмешка. — Ты собрался размазать свой гениальный мозг о площадь? Сделай шаг вперёд, и ты меня опять разочаруешь.

— Вы бы предпочли, чтобы мой мозг достался вашему коллеге? — хрипло произнёс Катце. Ему было не до почтительности — стоя у края пропасти, он мог позволить себе немного откровенности. — Господин Ам тоже будет разочарован, ведь вместо гениальности в монгрельском мозге найдётся только наивность и самоуверенность.

Послышался тихий смех.

— И наивность, и самоуверенность быстро исчезают в реалиях чёрного рынка, — ответил Ясон. — Мне любопытно взглянуть, как ты будешь там барахтаться: утонешь или выплывешь.

Катце растерянно заморгал: что такое Ясон говорит?

— Я не понимаю, — пробормотал он. — Вы не отдадите меня в лабораторию господина Рауля?

Ясон снова тихо рассмеялся.

— У меня на тебя другие планы.

Катце не верил собственным ушам. И обернулся проверить, что ему всё это не померещилось. Его нога поскользнулась на мокром подоконнике, он пошатнулся и почувствовал, как проваливается в пустоту. Будто со стороны Катце услышал собственный крик ужаса — ему понадобилась сотая доля секунды падения, чтобы раздумать умирать. Что-то больно стиснуло его запястье, и он повис над залитой огнями бездной. Катце посмотрел вверх — и увидел над собой невозмутимое лицо Ясона, длинные волосы которого трепал ветер.

— Это выглядело эффектно, — иронично заметил Ясон после того, как втянул Катце внутрь и закрыл окно.

Тот сидел на ковре, потирая запястье и смаргивая с ресниц дождевые капли. Ясон стоял в нескольких шагах от него, скрестив руки на груди, концы его волос и белые перчатки были испачканы кровью.

— Вы... спасли меня... — пробормотал Катце, не зная, радоваться или бояться, благодарить или проклинать.

— Спас? — переспросил Ясон. — Да, конечно, я вижу в тебе определённую ценность. У тебя есть способности, которые было бы глупо не использовать, а я не склонен делать глупости.

Катце всё ещё не верил, что Ясон всерьёз намерен оставить ему жизнь.

— Вы правда хотите отправить меня на чёрный рынок? — спросил он, ощутив, как внутренности свело от страха в ожидании ответа. В конце концов, на чёрный рынок можно отправиться и в роли товара.

Ясон сел в кресло и, чуть помолчав, ответил:

— Да. Начнёшь простым курьером, а вот кем станешь — будет зависеть только от тебя. На чёрном рынке мне нужна жёсткая рука в мягкой перчатке. У меня есть основания думать, что ты для этой роли подойдёшь. Посмотрим.

— А... если не подойду? — голос Катце был еле слышен.

Вместо ответа Ясон холодно улыбнулся.

***

Отобрав партию новых фурнитуров, Катце поднялся на ноги и столкнулся взглядом с Джаддом Кугером. «Интересно, почему ты так подобострастно смотришь на меня? — подумал он, глядя в глаза управляющего. — Потому что я догадываюсь, что кто-то из этих мальчишек побывал на диване в твоём кабинете? Или из-за того, что я теперь совершенно точно знаю источник роскоши в твоих апартаментах? А может, ты боишься, что я могу припомнить тебе тот случай с инопланетными сластями?»

Кугер отвёл взгляд и поклонился, а Манон возмущённо фыркнул, и Катце невольно посмотрел на него.

В глазах младшего Кугера было презрение и что-то ещё... Насмешка? Вызов? Катце всмотрелся в него — и вдруг понял: Манон помнит о той встрече в саду. Теперь это был секрет, не имеющий никакой ценности — губы Катце иронично изогнулись, и он смерил Манона ледяным взглядом. Если бы он мог видеть себя со стороны, то удивился бы, насколько в этот момент был похож на Ясона, смотрящего свысока на всё вокруг.

Катце лишь предполагал, сколько законов нарушил в своё время блонди, оставив провинившегося фурнитура в живых, и терялся в догадках, что именно было тому причиной. Теперь же, видя, как Ясон ходит по лезвию ножа из-за привязанности к Рики, он чувствовал глубоко внутри слабый огонёк надежды, что для блонди он тоже не просто жёсткая рука в мягкой перчатке.

Катце, эосская мебель, избежавшая утилизации лишь благодаря заступничеству Ясона Минка, вновь смотрел сверху вниз — теперь не на Мидас, а на Гардиан, и нельзя сказать, что это было совсем уж неприятно.